имущих. И надо сознаться, что в общем мужик терпеливо выносил свое положение,
повинуясь начальству и почитая (с внешней стороны) барина.
151
Электронное издание
www.rp-net.ru
Помню, в 1915 году, когда наши армии отступали по всему фронту, оставляя немцам
русские области, крестьяне покидаемых местностей были в отчаянном положении, не зная —
что делать: бежать или оставаться с немцами, жечь ли свои гнезда или прятаться в них,
отдаваясь на волю победителя? С этими вопросами они бросались к властям в каждом
населенном пункте. Но властей — и след простыл! Не только губернаторы, начальники
уездов и вся полиция бежали в первую голову, но не отставали и священнослужители.
Командуя конным отрядом, я прошел много деревень, сел и городов, покинутых
властями. Крестьяне обращались ко мне с мольбой: что делать? Но что мог я сказать им,
которым до сих пор упорно говорили, что «немец у них не будет», — когда этот самый
немец шел в 1–2-х верстах за мною (а иногда и ближе)?
Вы наши отцы, наши начальники! — молили крестьяне.
А эти «отцы-начальники» давно «драпнули», спасаясь от германцев.
***
Теперь бросим беглый взгляд на жизнь этого «начальства» в мирное время.
Все «правящие» принадлежали к культурной и христианской среде. Однако, редко
можно было встретить на практике применение принципов морали и указаний
христианского учения. Всюду превозносились дворянские достоинства; дворянством
кичились, его привилегии считались нормальными.
Мужик и даже небогатый купец считались «черной костью», и соответственно этому с
ними обращались. С детства я привык видеть мужика в роли «просителя»; при этом просьбы
его сопровождались низкими поклонами, целованием рук и даже коленопреклонением. С
годами это изменилось. Но материальная зависимость от «правящего» сословия была все же
велика. Власть, даже провинциальная, могла скрутить мужика, как угодно. А властью для
него были все чиновники и все должностные лица, начиная от старосты и урядника и далее
до бесконечности... Уже урядник, писарь и староста брали приношения, а о других и
говорить нечего. Без приношений нельзя было добиться не только правды, но даже приема.
Я говорю о провинции, ибо в столице там надо было иметь еще и «протекцию», без
которой и приношения не помогут.
Конечно, приношения давались в зависимости от ранга и обстановки; иногда они
выражались во взаимных услугах.
Вообще власть была далека от просителя, если этот проситель не мог со своей
стороны быть полезным для власти. Приношения и серая, но сытая и праздная жизнь
составляли особенность «правящих» кругов, особенно русского чиновничьего люда. Типы
Гоголя и Чехова не переводились на Руси, и «правящая» Россия по-прежнему веселилась:
152
Электронное издание
www.rp-net.ru
охотилась, играла в карты, танцевала, болтала в гостиных и на службе, пила, закусывала,
интриговала, сплетничала... К делу относились формально: лишь бы отписаться, лишь бы на
бумаге все было хорошо. А относительно дела вообще было такое мнение, что оно «не
медведь — в лес не убежит». Везде, конечно, говорились хорошие слова и красивые речи —
при случае. Но также везде на первом месте были эгоистические побуждения. Прописные
истины и заповеди морали сообщались в школе и не отвергались открыто обществом; но в то
же время всюду процветали: взяточничество и хищения, праздность, кутежи, легкомыслие,
невежество и недобросовестность. И над всем этим стоял общий социальный порок: имущие
жили для себя, не заботясь о бедной, неимущей массе, вызывая этим и справедливую
критику, и зависть, и злобу, и ожесточение...
Если бы при всех своих недостатках «правящие» знали бы хорошо государственную
машину и держали бы ее в порядке, то это было бы еще терпимо: «пей, да дело разумей»,
