красные поспешили как можно скорее отказаться от импровизации и вступить на путь
организации. Белые же, наоборот, импровизацию возвели в систему. Подвиги обоих
Кубанских походов придавали этой импровизации героический оттенок. Романтика взяла
верх над политикой, добровольчество над регулярством, импровизация над
государственностью.
Вот причина катастрофического исхода второго года войны, причина, погубившая
Московский поход. Отсутствие политики, ее игнорирование выразилось в неустройстве
занятых местностей, неиспользовании их человеческих ресурсов (при населении в 60
миллионов — на фронте всего 22 тысячи штыков). Не были использованы огромные
офицерские кадры (до 70 000 офицеров на территории Вооруженных Сил Юга России),
упущено создание регулярной силы, воссоздание государственности. Многие ошибки ген.
Деникина были затем исправлены в Крыму ген. Врангелем. Однако пословица «лучше
поздно, чем никогда» в политике неприменима.
Анархизм в Крымский период сказался в отсутствии внешней политики. Северная
Таврия обращена была в «Восточную Пруссию» для спасения Польши.
Пилсудский был таким же врагом России, как Ленин. И то обстоятельство, что
Польша ввязалась в борьбу с РСФСР, было чрезвычайно благоприятным для Вооруженных
Сил Юга России, получивших передышку после зимнего разгрома и Новороссийской
катастрофы.
В интересах освободительной Белой борьбы было извлечь как можно более выгоды из
польско-советской войны.
Разгром Польши был чрезвычайно выгодным. Во-первых, побеждался один из врагов
русской государственности. Во-вторых, разгром Польши и выход большевиков на границы
Центральной Европы (потрясенной войною и представлявшей собою необозримый склад
горючего материала) всполошил бы Францию, ибо вся ее версальская постройка оказалась
34
Электронное издание
www.rp-net.ru
бы под ударом. Врангель в Крыму был бы единственным спасителем положения и смог бы
диктовать свои условия французскому правительству.
Поражение Польши повышало удельный вес Русской Армии в Крыму. Победа «Речи
Посполитой», наоборот, делала «русских белых» лишними.
Этого как раз не понял ген. Врангель. Он стремился оказать помощь Польше, исходя
из ошибочного — романтического, а не политического расчета: «Всякий, кто борется против
большевиков, — наш союзник».
Задачей настоящего политика (имевшего бы не только огненную душу, но и
холодную голову) было не мешать красному врагу русской государственности сокрушить
польского врага русской государственности. Минус на минус давал плюс.
Идеальным политико-стратегическим решением был отвод победоносной армии
после операции 25 мая обратно за перешейки, выкачав из Северной Таврии в Крым
необходимые запасы продовольствия. Закрепившись за перешейками — устроить армию и
ожидать дальнейших событий, оставаясь совершенно глухими к мольбам о помощи из
Варшавы и Парижа (если слепота в политике гибельна, то глухота иногда полезна). В
Варшаву ответить, что заключением в концентрационные лагери войск ген. Бредова Польша
сама себя лишила права на помощь со стороны Русской Армии. В Париж заявить, что ни
одного шага для выручки Польши, а косвенно Франции, не будет сделано, пока войска не
будут в избытке снабжены всем необходимым боевым снаряжением — в первую очередь
(имея в виду сильную красную конницу) — достаточной боевой авиацией. Такой сильный
язык был бы понятен как нельзя лучше, и все требуемое было бы доставлено
беспрекословно. После этого можно было бы предпринять всеми силами (а не слабой
частицей) решительный для всей освободительной войны поход на Кубань.
Ту помощь, что была тогда — в июле-августе 1920 года — оказана больше даром,
следовало не «дать», а «продать» — продать за наличные и как можно дороже. Франция
находилась в положении, когда приходится платить не торгуясь. Полная пассивность
Крымского фронта с июня по август была бы несравненным орудием политического
