не меняет его прошлого — полного непротивленства и даже «преклонения» перед верхами.
В последнем меня убедил следующий маленький факт:
В 1906 году я приехал на несколько дней в Петербург. В те дни я был уже объектом
многих репрессий сверху. Мои статьи во многих газетах (я писал, где только печатали)
сильно раздражали Петроградских «заправил». Мне передавали, что мои статьи называют
«неприличными» (еще бы! скандал в благородном семействе) и что надо мною собирается
серьезная гроза.
182
Электронное издание
www.rp-net.ru
Мне ставили в вину не только содержание статей и их форму (она была простая и
прямо вела читателя к сути дела), но и то обстоятельство, что все статьи, без всяких
исключений, были подписаны полной фамилией и чином.
Короче говоря: я был уже в серьезной опале.
В первый же день по приезде я встретил на улице ротмистра А.Д. Далматова —
молодого офицера, служившего тогда в офицерской кавалерийской школе. Офицер этот в ту
пору ничем не был известен, кроме фотографии, которой владел весьма хорошо.
В 1904 году он снимал мои опыты по переправам кавалерии через реки, и отсюда
пошло наше знакомство. Разговаривая с ним на улице, я узнал, что теперь он часто бывает во
дворце, где фотографировал Государыню и Наследника Престола. Вдруг мой собеседник
начал усиленно кланяться кому-то через мое плечо. Я быстро повернулся и увидел
расплывшееся в сладкую улыбку лицо генерала Поливанова, кланяющегося крайне
приветливо моему собеседнику. При моем повороте лицо Поливанова быстро изменило свое
приветливое выражение на сухое и надменно-холодное...
— Что это за дружба с Поливановым? — спросил я Далматова.
Да он тоже часто бывает в Царском Селе и я там его встречаю.
«Так недурно! — подумал я, — генерал Генерального Штаба сух с полковником своей
корпорации или просто с полковником русской Армии, ибо этот полковник в “опале”, но он
изысканно любезен с молодым офицером-фотографом, имеющим доступ в Царский дворец!»
Выступления генерала Поливанова в Государственной Думе не имели и следа
протеста существовавшим в России порядкам. Он только не плевал в лицо Государственной
Думе, как это делали другие, и не отказывался отвечать на ее вопросы.
Это-то обстоятельство и было принято: одною стороною — как либерализм, а
другою — как подвиг и достоинство.
Помню еще, как в 1905 году я встретился с Поливановым у Паренсова. Речь шла о
подготовке Армии и о будущих назначениях. Долго я не вмешивался в разговор старших,
наконец не выдержал и стал горячо доказывать необходимость различать главное от
второстепенного, а потому — вред увлечений внешностью, всеми излюбленными у нас
парадами, неумеренной выправкой, муштрой, формами обмундирования, картинками на
смотрах и учениях...
Я говорил, что воинская красота, выправка и вся внешность должны быть не целью, а
следствием всех занятий, всех требований службы, всего уклада жизни; но что сами по себе
занятия и все требования должны иметь строго практическое значение; они должны прежде
всего воспитывать военного, развивая в нем необходимые качества — мужество, стойкость,
находчивость, решимость, самоотверженность, добросовестность и сознание общности дела,
183
Электронное издание
www.rp-net.ru
и давать знания, применимые в будущей войне. «Внешность, — говорил я, — есть последнее,
а не первое дело. Можно быть очень красивым и выправленным и позорно не знать своего
дела. Красоту и выправку я не отрицаю, но только до тех пор, пока они не идут в ущерб
главному: нужен сначала прочный фундамент и хорошие стены, а потом уже краски и
картины... У нас же, как у кухарок и горняшек: на голове шляпка с цветами, лентами и
перьями, в руках пестрый зонтик, а белье грязное и ноги немытые...»
Поливанов сделал кислую гримасу и с подъемом в голосе изрек: «Когда генерал
