В первый же год службы я натолкнулся на две основные черты русского военного
быта: эксплуатацию служебного положения и казенных средств в интересах частной
личности и — профессиональное невежество.
В дальнейшем я убедился, что оба эти свойства, в большей или меньшей степени,
составляют принадлежность всего русского чиновничества — и военного, и невоенного.
Министры пользовались целыми домами с обстановкой, причем комнаты отделывались по
их вкусу и заказу, а чиновники «для поручений» и «личные» и неличные адъютанты служили
им, как лакеи и «посыльные»; поездки совершали с крупными «прогонными» деньгами,
пользуясь, в сущности, дармовым проездом и роскошными «приемами»... То же делалось,
конечно, и всеми чиновниками по нисходящей лестнице, включительно до вахмистров и
каптенармусов, кои тянули лишнюю и лучшую «порцию» из общего котла, имели
неположенного им «денщика», содержали свиней и домашнюю птицу на артельные
«остатки», получали лишнее обмундирование и т. п. Все — что могло и хотело —
пользовалось казною в своих интересах. А «могли» все те, кто распоряжался хоть
156
Электронное издание
www.rp-net.ru
небольшим имуществом или деньгами («кормил хоть казенного воробья») или влиял на
судьбу таких «распорядителей», а «хотел»... хотели очень и очень многое.
Доказывать эти печальные выводы фактами — значит ломиться в открытую дверь.
За 35 лет службы я встречал очень мало людей, которые не пользовались своим
положением и казенным имуществом, хотя бы только для увеличения своего комфорта и
представительности (автомобили, экипажи, лошади и проч. и проч. — не назначенное для
частных надобностей или несоответственно высоких качеств). Конечно, такие люди были —
и по приверженности к принципу и по богатству не имевшие привычки пользоваться
казенным имуществом выше законной нормы; но они не были в большинстве. Несомненно
также, что и уродливый тип моего первого командира батареи не был весьма распространен;
но он имел довольно много единомышленников и подражателей, особенно среди людей
«доброго старого времени»— когда кавалерийские части давались самим Императором
Николаем Павловичем «для поправки» дел разорившегося воина.
Явление, мною подчеркнутое, т.е. эксплуатация служебного положения и казенного
имущества в личных интересах служащих, было и, вероятно, есть везде (а в России сейчас
оно приобрело особенно выпуклый вид). Но, чем культурнее общество и чем деятельнее и
честнее власть, тем менее простора для таких ядовитых и расслабляющих явлений. В России
подобные явления не находили — ни соответствующего воздействия власти, ни ее
надлежащего примера, ни должного осуждения в обществе.
От легкой эксплуатации казенного имущества некоторые переходили и к более
крупным злоупотреблениям: взяточничеству и воровству (растратам), которые не всегда
кончались судом, а иногда — только удалением виновного со службы...
Однако, материальная недобросовестность есть качество, с коим многие честные
люди мирятся: «пей, да дело разумей», вспоминают они по этому случаю, и я готов бы с
ними согласиться (хотя и добавил бы: «кради, но не до бесчувствия»).
Великий Император французов прощал своим талантливым и деятельным генералам,
когда обнаруживал их грехи в области стяжания и жадности. И все мы часто прощаем людям
их слабости, если видим их таланты, даровитость и приносимую общему делу пользу.
Но ужас русской жизни состоял именно в том, что незнание своего дела было
качеством еще более распространенным, чем материальная недобросовестность.
Мой первый командир батареи — типичный скаред и стяжатель, всецело был
погружен в хозяйственные соображения; для него «военное дело» было излишней ношей, и
надо отдать ему справедливость — в этом деле он был невинен, как младенец. Но так же
невежествен в сущности был и другой мой начальник — блестящий полковник О....в —
знаток лошади, отчасти — манежа, и только. Так же малосведущ даже в артиллерийском
