Впрочем, Филипп также не достиг особых успехов. Призыв о помощи, обращенный к пелопоннесским союзникам, не нашел понимания, и только Фокида, в буквальном смысле слова оказавшаяся между двух огней, оказала ему определенную поддержку. Хотя ранее Афины поддерживали Фокиду, их нынешний союз с Фивами, врагом фокейцев, не позволял им рассчитывать на фокейскую помощь. Кроме того, вероятно, фокейцы чувствовали себя обязанными Филиппу за то, что тот смягчил кары, обрушившиеся на них в 346 году. В знак своей признательности, возможно, Филипп содействовал возрождению Фокиды, приняв участие в восстановлении городов, разрушенных в 346 году.
Тот самый союз, который Филипп всеми силами стремился предотвратить как до, так и после Филократова мира, превратился в реальность. Однако афинянам и фиванцам не удалось создать широкомасштабную коалицию против македонского царя. После того как македонское посольство, отправленное в Фивы и Афины с предложением мира, получило резкий отказ, Филипп занялся военными делами. Он призвал к оружию греков против Амфиссы. Подразумевалось, что война будет вестись также против друзей святотатцев — Фив и Афин, но если Филипп полагал, что большая часть Греции станет под его знамена, он сильно ошибался.
В конце весны обе стороны вели партизанские действия в долине Кефисса и прилегающих областях. Однажды царь предпринял неожиданную попытку переправиться через Кефисс, чтобы выбить оба отряда союзников с занимаемых позиций. Ход событий сложно установить, и в данном случае нам не помогает и Демосфен, который упоминает два сражения: одно «на берегу реки», а другое (состоявшееся ранее?) «в зимнюю непогоду».[574] По-видимому, речь идет о мелких стычках, в которых Филипп не имел преимущества (если верить Демосфену).
Филипп не мог терпеть дальнейшего ухудшения своих позиций, так как получил сильный отпор. Конечно, он был главнокомандующим армией Совета амфиктионии, но на деле это мало что значило, поскольку он знал, что греки останутся в лучшем случае равнодушными, если он потерпит неудачу. Поэтому весной 338 года он решил, что пришла пора действовать. Он был не в состоянии прорвать оборону союзников в Парапотамиях, поскольку проход был слишком узким и он не мог использовать конницу. Таким образом, он решил двинуться на отряд афинских наемников во главе с Харесом и Проксеном.
Филипп снова прибег к уловке, сыгравшей в случае с греческим флотом у Византия, отправив письмо так, чтобы его перехватили враги. С его помощью он надеялся обмануть противников и заставить их ослабить бдительность. В письме говорилось, что Филипп собирается уйти из-под Китиния. Македонский царь принял соответствующие меры, чтобы создать видимость отхода. Греки вновь проявили свою доверчивость. Темной ночью Парменион пересек ущелье, напал на расслабившихся наемников, перебил множество врагов и через три часа взял Амфиссу.[575] Несколько лет спустя, в 323 году, Динарх, выступая с обвинительной речью против Демосфена, назвал Проксена предателем,[576] но у нас нет оснований ему верить. Такие обвинения вполне могли быть вызваны антифиванскими настроениями и стремлением обелить Афины, переложив вину за поражение греков при Херонее на союзников.
В Амфиссе виновные в святотатстве были изгнаны из города, который сдался македонянам. Так закончилась Четвертая Священная война. Парменион двинулся дальше на запад к Навпакту, где перебил ахейский гарнизон и казнил его начальника. Он передал город этолийцам, выполняя обещание, данное еще в 341 году.[577] Между тем наемники ушли из Парапотамий, так как падение Амфиссы значительно осложнило их положение. По всем внешним признакам Филипп, воюя с амфиссийцами, действовал по приказу Совета амфиктионии.
Однако в реальности все было несколько иначе, так как, взяв Амфиссу, он проложил себе дорогу в Среднюю Грецию.
