Отчаяние в Афинах: успех в Фивах
Весть о том, что Филипп захватил Элатею и, по всей видимости, собирается идти на Афины, вызвала у афинян настоящую панику. Демосфен в своей речи «О венке» описал, как восприняли новости в городе, создав один из величайших образцов греческого ораторского искусства:[562]
«Был вечер. Вдруг пришел кто-то к пританам и принес известие» что Элатея захвачена. Тут некоторые, — это было как раз во время обеда, — поднялись с мест и стали удалять из палаток на площади торговцев и устраивать костер из их щитков, другие пошли приглашать стратегов и вызывать трубача.[563] По всему городу поднялась тревога. На следующий день с самого рассвета пританы стали созывать Совет и булевтерий, а вы направились в Народное собрание и, не успел еще Совет обсудить дело и составить пробулевму, как весь народ сидел уже там наверху. После этого туда явился Совет. Пританы доложили о полученных ими известиях, представили самого прибывшего, и тот рассказал обо всем. Тогда глашатай стал спрашивать: "Кто желает говорить?» Но не выступил никто. И хотя уже много раз глашатай повторял свой вопрос, все-таки не поднимался никто. А ведь были налицо все стратеги, все обычные ораторы, и отечество призывало, кто бы высказался о мерах спасения. Ведь тот голос, который возвышает глашатай по воле законов, справедливо считать общим голосом отечества. Но если бы требовалось выступить тем, кто желал спасения государству, все бы вы, да и вообще все афиняне, встали с мест и пошли на трибуну, потому что все вы, я знаю, желали ему спасения; если бы требовалось это от богатейших граждан, тогда сделали бы это триста; если бы от людей, обладавших тем и другим — и преданных государству, и богатых, — тогда выступили бы люди, сделавшие потом крупные пожертвования: ведь они сделали это, обладая и преданностью, и богатством. Но, как видно, обстоятельства требовали не только преданного и богатого человека, но и следившего за событиями с самого начала и верно понявшего, ради чего так действовал Филипп и чего он хотел добиться. Человек, не знавший и не изучивший хода дел с давних пор, будь он и преданный, и богатый, все-таки не мог бы от одного этого лучше знать, что нужно делать, и не сумел бы давать вам советы. Так вот таким человеком оказался в тот день я, и, выступив, я изложил перед вами свое мнение. <…> Из всех выступавших тогда ораторов и политических деятелей я один не покинул поста своей преданности, но показывал на деле, что и говорил, и писал предложения именно так, как требовалось среди крайних опасностей».
Очевидно, Демосфен, как обычно, не преминул выпятить свою роль, но речь надо признать блестящей. Диодор (очевидно, опиравшийся на описание настроений, царивших в Афинах, у Демосфена) также ярко рисует, как город был «охвачен ужасом», как «страх и молчание сковали Собрание, и никто из обычных ораторов не отважился предложить, что делать», и как «вновь и вновь глашатай призывал присутствующих высказаться по поводу безопасности государства, но никто не выступил. Пораженная крайним смятением и отчаянием толпа обратила свои взоры на Демосфена. Наконец он спустился с того места, где сидел», и произнес речь. Точно так же отталкивается от рассказа Демосфена и Плутарх, который говорит о том, что Собрание было растеряно и напугано, и один Демосфен решился выступить.[564]
Картина, изображенная Демосфеном, нисколько не преувеличена. Политика Эсхина в отношении Филиппа доказала свою несостоятельность, и, не в состоянии предсказать действия фиванцев, афиняне не могли быть уверены, будут ли они иметь дело с одним Филиппом, находившимся на расстоянии двух дней пути от Афин, что само по себе было плохо, или же с Филиппом и фиванцами, что было гораздо хуже. Впрочем, Демосфен подчеркивал, что Фивы еще не присоединились к Филиппу, и это давало какую-то надежду.
Обращаясь к согражданам, Демосфен преследовал главную цель: он советовал им забыть о прежней вражде с фиванцами и заключить с ними союз против Филиппа. Он предложил немедленно зачислить всех мужчин призывного возраста в пехоту и конницу и двинуться к Элевсину, располагавшегося на дороге в Фивы. Там афинское войско должно было остановиться, ожидая известий и готовое при необходимости сразу же объединиться с беотийцами, а к фиванцам отправятся десять послов и полководцев, облеченные неограниченными полномочиями для заключения союза и разработки военных планов по противодействию македонянам. Неизвестно, обрисовал ли он Собранию, чем придется поступиться афинянам, чтобы заручиться союзом с Фивами, учитывая давнюю вражду между ними.
