При Генрихе II обе надежды исчезли. Мир в Като-Камбрези закрыл знати путь к отличиям, реформа в налогах, уравнение соляной подати (gabelle), показали горожанам и народу, что власть реформирует страну лишь в видах собственного усиления. Разрыв между народом и властью становился все больше и больше.
Правосудия не было: оно продавалось за деньги, как продавались и должности судей, и было известно, что это делается в видах увеличения средств казны. А средства казны истощались; короли тратили деньги в страшных размерах и тратили в большей части случаев совершенно непроизводительно. Народ беднел, а налоги требовались все в большем и большем количестве. Так, одна талья увеличилась на 53 процента в промежуток времени от 1515 г. до конца царствования Генриха II[193]. А это была не единственная подать, тяготевшая на стране. «Заявляет среднее сословие, — так говорится в cahier этого сословия, представленном на Штатах в Поитуазе, — что оно страшно страдает от бедствий прежних лет, от постоянных войн, тянувшихся лет 25 или 30, в течение которых оно было отягощаемо бесконечным числом субсидий, как ординарных, так и экстраординарных, и других налогов, как: талья, увеличенная соляная подать (gabelle), частные взимания, уплата жалованья 50 тыс. пехоты, добавочный сбор (taillon), двадцать ливров с каждой колокольни, восемь экю с королевских чиновников, четыре — с буржуа, вдов, купцов и ремесленников, шесть — с адвокатов Парламента, два — с других адвокатов, нотариусов и судебных приставов, плата за приобретение фьефа (franc fief) или за покупку нового имущества, деньги, взимаемые после св. Лаврентия (день Сен-Кантенской битвы), отчуждение домена, сборы с продажи вин и съестных припасов (aycles), с должностей как старых, так и вновь установленных, с грамот, утверждающих привилегии городов, снабжение войск как военными, так и съестными припасами и прочим»[194]. Взимания эти были так велики, что, по словам составителей, народ совершенно разорился, не в силах более платить и предлагает королю лишь «свою добрую волю». И это потому, что ни разу еще никто не брал с народа таких сумм, как Франциск I и Генрих II[195].
Действительно, несмотря на все более и более уменьшавшуюся податную силу народа, короли Франции взяли с народа в течение двадцати лет (до 1561 г.) гораздо большую сумму податей, чем прежде, в течение восьмидесяти лет, да к тому же им были отчуждены и государственные домены[196]. Понятно, что, при отсутствии экономии, при бездеятельности почти полной контролирующей власти, при безграничном разбрасывании денег во все стороны, долг, лежавший на стране, увеличился до невиданной цифры, 42 миллионов ливров, и это в то время, когда в казну поступало лишь около 12 миллионов[197]. Ежегодный дефицит к концу царствования Генриха II достиг до 4 миллионов ливров[198].
Правда, казну обкрадывали самым безнравственным образом: около трети ежегодного сбора оставалось в руках откупщиков, а такие личности, как Монморанси, принимали государственную казну и государство как за свою собственность; но короли и сами тратили громадные суммы на удовлетворение своих чисто личных эгоистических целей. Много сумм поглощали войны, но известно, что солдатам не платили жалованья, так как деньги нужны были на содержание двора, на прихоти любимцев и содержание любовниц.
Никогда во Франции разврат и влияние женщин на дела государства не господствовали при дворе с такою силою, как при Франциске I и Генрихе II; ни разу до того времени роскошь и безумная растрата денег не достигали до таких громадных размеров. Государство было отдано в полное распоряжение женщин и фаворитов, которые не брезгали ничем, когда дело шло о поживе.
Громадные суммы истрачивались на покупку замков, на их украшение, на пиры и встречи именитых гостей, на путешествия короля и его двора[199]. Часто самое ничтожное обстоятельство вызывало ряд празднеств, и дворянство той провинции, в которой находился в то время двор, вынуждаемо было являться на балы и взимало с подвластных крестьян такие суммы, как будто бы дело шло о выкупе короля из плена
