Феодальная аристократия и кальвинисты во Франции - страница 30
Для них не было ни в чем отказа. Когда Бриссак требовал увеличения войска для удержания Пьемонта и денег на уплату жалованья солдатам, правительство советовало сократить число войска[211]; когда же денег требовал фаворит, деньги являлись немедленно. Но деньги все исчезли из казны. Чем удовлетворить придворных? Были земли, должности, — их раздавали щедрою рукою. Были еретики, часто люди богатые, — против них' возбуждали процессы и комиссарами от короля назначались придворные…
Понятно, что при таком управлении, при таких нравах, казна была пуста, королевская власть была накануне банкротства, в народе, между знатью, как и в среднем сословии, вер сильнее и сильнее укреплялось и развивалось неудовольствие, а королевская власть, закулисные тайны, которой были известны многим, теряла в глазах знати и среднего сословия то величие, какое она успела приобрести.
«Если кто-либо произвел осмотр средств народа, так говорили депутаты среднего сословия, тот не нашел бы и половины той суммы, которая необходима для уплаты долгов»[212]. Страна разорена, благосостояние сотен тысяч семей принесено в жертву благосостоянию немногих[213]. Многие из народа умерли от голода, другие наложили на себя руки, третьи погибли в тюрьмах, где содержались за долги, а иные побросали и хозяйство, и семью, и отправлялись на большую дорогу… «Если народ часто восставал, так говорил представитель среднего сословия на орлеанских Штатах, то это происходило вследствие введения новых налогов»[214]. Испорченность нравов, испорченность двора порождали смуты — вот что говорили и думали приверженцы старины, вроде Лану.
Таково было мнение народа о правлении двух королей из дома Валуа.
Народ щадит Генриха, но проклинает Анну,
ненавидит Диану, но…
(Henrico parcit populus, malediât atAnnae,
Dianam odit, sed mage Cuisadas).
В правление их наследников, Франциска II и Карла IX, зло обнаружилось во всей силе. Само правительство, в лице своего представителя, канцлера Лопиталя, открыто сознавалось в этом. Долги, оставленные королю его предшественниками, говорил он в заседании Парламента, так велики, что и доходы, взятые вперед за десять лет, не в состоянии погасить их[215]. «Покойный король оставил своему наследнику мир, которым он не может воспользоваться, и то зло, которое приводят за собою войны»[216]. Долги, пенсии и жалованье поглощают все доходы, так что «необходимо иметь хоть что-нибудь, чтобы погасить долг»[217]. А между тем казна находится в самом критическом положении, и королю для спасения страны необходимо выкупить все отчужденные доходы: в противном случае, если концессионеры не получат капитала, «Его Величество лишится важнейшего из средств, к которому можно прибегнуть в случае необходимости», так как никто не захочет покупать ни домен, ни податей, ни налогов[218]. Правда, король увеличил налоги, но это не помогло: народ оставил Нормандию и другие области[219]. Юстиция находится в самом плачевном положении. Большинство судей отличается страшной жадностью и «выигрыш ста франков в конце года заставляет их терять сто тысяч своей репутации»[220]. Нравы испорчены. Неудовольствие охватило страну[221], авторитет власти теряет свое значение.
Правда, правительство прибегло к реформам. Оно старалось уменьшить расходы двора, как бы внимая резкому протесту депутатов, посланных народом на Генеральные штаты, против роскоши двора[222], обещало сократить расходы, уменьшить налоги, искоренить казнокрадство и взяточничество, сократить число судебных мест. Оно издало даже ряд законов в этом смысле. Но как ни были искренни его намерения, оно не в силах было сделать хоть что-нибудь. Обещание сократить расходы оказалось пустою фразою; потребности казны возросли, а уменьшение налогов было равносильно самоистреблению[223]. Оно обмануло Штаты и откровенно созналось в своем отчаянном положении одному духовенству[224]. Реформами же в, других сферах управления оно лишь раздражало и знать, и города. Запрещая вооруженные собрания и частные войны, вводят города собственность судебных чиновников, оно не имело уже достаточно силы и власти, чтобы поддержать свои постановления, заставить народ беспрекословно исполнить свою волю… Оно прибегло к реформам тогда, когда наиболее удобное время было упущено; оно оказалось слабым, когда требования восстановить старый порядок вещей сделались особенно настоятельны.