— Ты в какие годы был гетманом?
— Гетманом я был с пятьдесят девятого по шестьдесят третий год.
— О-о, молодым ещё.
— Да, мне было девятнадцать, когда мне вручили булаву.
— А потом кто вручил, тот и отобрал. Да?
— Это всё московские козни. Уверен, и Дорошенко стал их жертвой.
— Не напоминай мне больше об этом шакале, Юрий. Столько лет водил нас за нос.
— Хорошо. Не буду.
— Так почему не хочешь взять булаву, Юрий?
— Я не говорил, что не хочу.
— Как? Я спросил тебя, не соскучился ли ты по ней, ты ответил: нет.
— Но я думал, государь, что ты шутишь.
— Хэх. Нашёл шутника, мальчишка. Значит, как я понял, ты согласен взять булаву?
— Что делать, государь. Я сын бедной Украины, задерганной, забитой, а ныне ещё оставшейся без головы, то бишь без гетмана. Конечно, я согласен.
— Вот и прекрасно. Завтра в тронном зале я велю созвать представителей всех европейских дворов и объявлю тебя гетманом украинским. То-то Россия с Польшей поперхнутся.
— Но объявить — это ещё не стать.
— Понимаю, Юрий. Будет у тебя армия. Возьмёшь янычар Ибрагим-паши и хана крымского. Это для начала. Да и Серко мы постараемся наклонить в твою сторону. А пока... А сейчас садись-ка к столу и пиши грамоту войску запорожскому, зови его на свою сторону.
Юрий перешёл к невеликому инкрустированному столику, где лежала уже бумага и несколько перьев возле бронзовой чернильницы.
— А как мне подписывать? Сразу гетманом? Они ведь там могут сказать, был, мол, гетманом, да сплыл. Может пока просто Юрий Хмельницкий. А? Сама фамилия наша любой булавы стоит.
— А ты, пожалуй, прав, Юрий, — неожиданно согласился с ним султан и, несколько помедлив, предложил:— А что, если мы провозгласим тебя князем малороссийским и вождём Войска Запорожского? А? Гетманом ты уже был, пора и в князья писаться. А?
— А это возможно? — спросил Юрий, всё ещё не веря в такое счастье.
— Для меня всё возможно, — сказал султан. — Бери перо, князь! И пиши.
— Но как? О чём? — спросил обалдевший от такого взлёта недавний узник каменного мешка.
— Что за вопросы, Юрий. Как сердце тебе говорит то и пиши.
Что говорило Юрию сердце сегодня? Конечно, оно было переполнено благодарностью тому кто вытащил его из темницы, и даже не вспоминало о том, кто засадил его туда, хотя это было одно и то же лицо Именно так и начал Юрий:
«Спасителю нашему всё возможно: нищего посадить с князьями, смиренного вознести, сильного низложить. Лихие люди не допустили меня пожить в милой отчизне; убегая от них, претерпел я много бед, попал в неволю. Но Бог подвигнул сердце наияснейшего цесаря турского, тремя частями света государствующего, который грешных больше милует, чем наказывает (с меня берите образец!): даровал мне цесарь свободу, удоволил меня своей милостью и князем малороссийским утвердил...»
Юрий остановился. Уже, пожалуй, достаточно накланялся в сторону благодетеля, пора что-то и о деле сказать запорожцам, тем более что султан наверняка будет просматривать и утверждать грамоту Они уж, поди, и забыли Юраса. Но даже если это так, не следует писать этого. Наоборот, надо написать так, словно ты вчера лишь был там. Юрий умакнул поглубже перо, захватывая больше чернил и продолжил:
«...Когда я был в Запорожье, то вы мне обещали оказать любовь и желательство и вождём меня иметь, так теперь обещание исполните и отправляйте своих послов для переговоров со мною...»
Юрий поднял голову от письма, взглянул на султана, вновь уткнувшегося в книгу, несмело позвал:
— Ваше величество... государь.
— Что? — поднял голову султан.
— А где я смогу принимать послов запорожских?
— Послов? Гм... Зови их в Казыкермень. Там твоя ставка будет.
«Ну что ж, — подумал Хмельницкий, — вполне разумно. И от Сечи недалеко, и до Крыма рукой подать».
Дописав свой будущий адрес, Юрий с удовольствием и гордостью подписал грамоту: «Георгий Хмельницкий, князь малороссийский, вождь Войска Запорожского».
Султан прочёл грамоту, она ему понравилась.
— Ну вот. Завтра в присутствии резидентов всех стран, в том числе и российского, торжественно провозглашу тебя князем малороссийским. А ты после этого можешь зачитать эту грамоту. Впрочем, нет, выступишь без бумажки.
