К а п и т а н. Весь мир трепещет от страха…
П е р в ы й. Бред! Мираж! Эй, сосунки, сосите молочко!
К а п и т а н. Мы попираем все писаные и неписаные законы!
П е р в ы й. Ш-ш-ш. Тихо! (Задумался.)
К а п и т а н (испуганно). Что ты делаешь?
П е р в ы й. Перевожу стихи из Еврипида.
Т о щ и й. При чем здесь стихи? Лично я попираю все законы!
П е р в ы й. Истинно говорю тебе — взгляни на себя в зеркало! (Капитану.) Послушай, что сказал Еврипид: «Если уж право нарушить, то ради господства, а в остальном надлежит соблюдать справедливость».
Т о щ и й. Я слыхом не слыхивал ни о каком Еврипиде.
П е р в ы й. Детка, ты даже обо мне ничего не слышал. Беседуешь со мной и знать не знаешь, с кем разговариваешь. А если бы знал, не грубил бы.
Т о щ и й. Ну и кто ты?
П е р в ы й. Я — Цезарь, Юлий Цезарь.
Т о щ и й. Не слыхал.
Ц е з а р ь. Тебе не дано знать, что именно на меня сойдет божественное вдохновение, когда я буду стоять на берегу Рубикона и решать, переходить мне его или нет…
Т о л с т ы й. Божественное вдохновение?
Ц е з а р ь. Да, знак, поданный мне богами.
Т о л с т ы й. Какой знак?
Ц е з а р ь. Пастух, играющий на свирели…
Т о л с т ы й (Тощему). Молчи, не перебивай его, а то ничего не разобрать…
Ц е з а р ь (берет в руки дудку). И тогда я выхвачу у воина горн и протрублю походный марш… (Трубит.)
Т о л с т ы й (Тощему). Это он тоже видел во сне. Уж если ему чего снится — так снится как следует!
Ц е з а р ь. И крикну: вперед! На врага! С нами боги! Жребий брошен!
П ь я н и ц а. Вот, кстати, бросим-ка лучше кости.
Т о л с т ы й. Точно. А Цезарек пусть травит свои байки про богов… Что тебе еще снилось, малыш? (Бросает кости.)
К а п и т а н (Цезарю). Эта история про Еврипида мне понравилась. Значит, ты утверждаешь, что мы попираем законы, но ничем не обладаем?
Ц е з а р ь. Обладаете. Бескрайними водными просторами.
К р и в о й (Цезарю). Эй, тебе кидать.
Ц е з а р ь (бросает кости). Я выиграл!
К а п и т а н. Пусть мы владеем лишь водными просторами, но зато нами никто не владеет.
Ц е з а р ь. А ты поэт, капитан. Лирик! Чудной ты человек. У тебя большой живот, а ничего дельного родить не можешь… Все вы милые, наивные чудаки. Сыграем лучше в классики. Это вам больше подходит. Дети вы, дети… (Чертит классики.) Вы даже до посредственности не доросли. (Прыгает.) Посредственность — это огромная сила. Она разрушит Римскую республику, она всегда права, никогда не ошибается, потому что ничего не делает. Она разъедает мир, как ржавчина.
Теперь и Капитан прыгает на одной ноге.
Это серая масса, покрытая позолотой… Зависть у них зовется честью. Двадцать четыре кинжала вонзят в мое тело двадцать четыре дубовые головы… Свиньи всегда оказываются в выигрыше: они ни к чему не испытывают отвращения, даже к собственному дерьму. Они своего не упустят… Их разжиревшие тела нечувствительны к пинкам, надежно защищены слоем жира. Лицемеры — они прикидываются скромниками.
К а п и т а н (останавливается, показывает Цезарю, что теперь его очередь прыгать). Тебя-то скромником не назовешь…
Ц е з а р ь. Я гениальный!
К а п и т а н. Ты так считаешь?
Ц е з а р ь. Не сомневаюсь.
Т о щ и й. Капитан, он издевается над нами, морочит нам голову. Надо узнать, сможет ли его кто-нибудь выкупить. За денежки я готов терпеть его брехню, только сомневаюсь, чтобы кто-то захотел раскошелиться ради этого психа…
Т о л с т ы й. Ошибаешься, дружище, сегодня психи в цене, тем более гениальные, да еще божественного происхождения…
Т о щ и й. Какой он гений?! Он просто шут!
Ц е з а р ь (Тощему). Сдается мне, что ты изрядная свинья.
Т о щ и й. Я не свинья!
Ц е з а р ь. Пока, возможно. Но имеешь все задатки… Ты завидуешь моей гениальности, вот тебе главное доказательство! Но запомни, копченая селедка, мой дух будет мстить и после моей смерти, разыщет и убьет всех моих убийц до последнего.
Т о щ и й. Капитан, он обозвал меня свиньей.
К а п и т а н. Сожалею, но он сказал, что ты можешь стать ею…
Ц е з а р ь. Гений у всех вызывает зависть…
Т о щ и й (злобно). Пусть назовет имена тех, кто заплатит за него двадцать талантов.
Т о л с т ы й. Ну, ты загнул!
