– Это дом иудея Симона Леви? Ранее жившего в городе Аккра?
В щель было видно, как человек со светильником замер на полпути от калитки. Огонек в руке иудея дрожал. Бертран собрался повторить вопрос и занес кулак для удара. Он не терпел любых задержек и пожалел, что отказался от плана оруженосца.
– Кто его ищет? – испуганно спросил на латыни хозяин дома. – Кому он нужен в столь поздний час?
Грохнув кулаком в дверь, де Ланс назвался. С трудом удержавшись от угроз, сказал, что у него важное дело к иудею Симону Леви. Не терпящее отлагательств. Человек со светильником нерешительно сделал шаг вперед. Нервно поинтересовался, не может ли дело благородного рыцаря подождать до рассвета?
– Нет, – выдохнул Бертран, сдерживаясь из последних сил. – Клянусь Господом, которого вы предали, если ты не откроешь мне дверь, то горько пожалеешь о своей глупости.
– Хорошо, хорошо, я открою, – уныло ответил старик. – Только не сердитесь, господин.
Что-то бормоча на незнакомом языке, иудей подошел к калитке. Лязгнул засов, дверь распахнулась. Леви поспешно отступил, испуганно уставился на шевалье. Видя, что гость один и вроде бы не собирается причинить ему вреда, хозяин поклонился. Сделал приглашающий жест. Надменно задрав подбородок, Бертран вошел и, не обращая внимания на испуганно посторонившегося иудея, направился к дому.
Симон захлопнул дверь и поспешно зашаркал следом за незваным гостем. Растерянно забормотал, что ни сном, ни духом не подозревал о ночном визите. Он рад видеть у себя столь высокородного господина, но его дом – ничтожнейшее из жилищ. Было бы верхом неучтивости принимать мессира в нем. Может, лучше обсудить дело, приведшее рыцаря, в саду? Не слушая дрожащий от страха голос, де Ланс распахнул ногой приоткрытую дверь и вошел в дом Симона Леви.
* * *
Дневной переход в песках под раскаленным до бела солнцем впервые показал рыцарю и оруженосцу, что такое пустыня. Короткая передышка у последнего колодца и снова в путь. Безжалостные лучи дневного светила сразу изгнали у всадников всякое воспоминание об отдыхе, будто его и не было. Послушавшись совета Леви, перед тем как оставить оазис, христиане спрятали неподалеку свои вещи, взяв с собой только оружие, воду и съестные припасы. Галльярд, как и его хозяин, не привыкший к адской жаре, страдал не меньше людей. В конце концов, рыцарь, которому стало жаль благородное животное, пересел на лошадку Абу. Чернокожий уныло поплелся пешком, быстро отстав от всадников.
Возглавил маленький караван иудей, вынужденный за пределами Кабиркарья превратиться в проводника. Оказавшийся при дневном свете не таким уж и старым – мужчиной за сорок – Леви ехал на лошадке, захваченной рыцарем в стычке с сарацинами. Двух других трофейных коней навьючили мехами с водой.
Предшествовавший поездке ночной разговор в домике иудея дался де Лансу нелегко. Вначале, услышав от рыцаря о словах погибшего тамплиера, Симон сделал вид, что не понимает, о чем идет речь. Искательно улыбаясь и нервно заламывая руки, он клялся, что непричастен к великой тайне. Но несмотря на свою молодость шевалье не поверил лицемеру и пригрозил пыткой. При этом отвесил хозяину дома солидную оплеуху.
– Если ты не покажешь мне тайник, – опрокинув ветхий столик, заваленный какими-то свитками, рыцарь наступал на Леви, – то я сниму с тебя шкуру. Дюйм за дюймом, – распаляя себя, Бертран снова ударил еврея. – Я никогда не поверю, что благородный рыцарь-христианин солгал, находясь в шаге от встречи с Богом! Клянусь муками Иисуса, я вырву у тебя признание, даже если мне предстоит добиваться правды трое суток без пищи и сна.
Не выдержав побоев, перемежавших страшные угрозы, Леви попытался сбежать. Извернувшись, он прошмыгнул мимо крестоносца и выскочил во двор. Молодой человек бросился за ним, но погоня не понадобилась. Стоявший на часах Жак сбил беглеца с ног, как только тот выбежал из калитки. Скрутив ошеломленного пленника, оруженосец втащил его во двор и бросил под ноги разъяренному господину.
Рыцарь был готов исполнить свои угрозы, но после неудачного бегства Леви тут же заявил, что готов все рассказать. Только умоляет не бить его и поклясться не причинять вреда ни в настоящем, ни в будущем. Сменив гнев на милость, де Ланс дал клятву не трогать иудея, если тот приведет к тайнику.
