Командир отдал честь, бегом направился к колесницам и громко отдал своим воинам приказ. Колесницы тут же двинулись в сторону казарм, расположенных в южном крыле дворца. У Софхатепа тряслись руки, он едва держался на ослабевших ногах. Он догадался о том, что намеревался сделать фараон, и не мог вымолвить ни слова.
Воины покинули свои места, повинуясь ужасному приказу. Они спустились со стен и башен, встали под знамена и следом за офицерами бегом направились к своим казармам. На стенах теперь никого не осталось, дворцовая площадь и колоннада опустели. Даже силы регулярной стражи, в чьи обязанности входила оборона дворца в мирное время, тоже покинули свои позиции.
Фараон застыл у входа в колоннаду, справа от него стоял Софхатеп. Тяжело дыша, вернулся Таху и встал слева от фараона. Глядя на его лицо, можно было подумать, будто оно принадлежит призраку. Оба советника хотели умолять фараона, переубедить его, но резкий взгляд, застывший на его лице, лишил их мужества, и оба молчали. Фараон повернулся к ним и спросил:
— Почему вы остались вместе со мной?
Оба советника страшно испугались, и Таху смог лишь произнести с горячим сочувствием в голосе:
— Мой повелитель.
Что же касается Софхатепа, он с несвойственной хладнокровностью сказал:
— Если повелитель прикажет мне покинуть его, я беспрекословно подчинюсь, но сразу после этого покончу с собой.
Таху с облегчением вздохнул, будто старик нашел решение, которое ему упрямо не приходило в голову, и пробормотал:
— Первый министр, ты верно сказал.
Фараон не промолвил ни слова.
В это время град сокрушительных ударов обрушился на большие ворота дворца. Ни у кого не хватило смелости взобраться на стены, точно все боялись, что их заманивают в смертельно опасную ловушку, раз гарнизон так неожиданно отступил. Нападавшие всеми силами обрушились на ворота, которые долго не могли выдержать их напора. Ворота содрогнулись, когда не выдержали запоры, и с ужасным грохотом рухнули на землю. Ударные волны разбежались во все стороны. Кричащие толпы ворвались на дворцовую площадь и заполонили ее, словно пыль под напором летнего ветра. Толпа безудержно ринулась вперед, будто преследуя врага. Боясь неведомой опасности, передние ряды в меру сил замедляли ход, но все же продвигались вперед и приблизились к дворцу фараона. Бунтовщики заметили человека, стоявшего у входа в колоннаду с двойной короной Египта на голове. Его тут же узнали. Все опешили, видя, что он стоит перед ними один. Люди в передних рядах стали упираться ногами в землю, они подняли руки, стараясь остановить волну, набегавшую на них сзади, и стали кричать:
— Остановитесь, стойте!
В сердце Софхатепа затеплилась слабая надежда, когда он заметил страх, охвативший людей из переднего ряда, парализовавший им ноги, заставивший их отвести глаза. В глубине истерзанного сердца Софхатеп ожидал, что свершится чудо, которое рассеет его мрачные опасения. Однако среди толпы затаились те, кто лукаво закрыл глаза на ожидания сердца Софхатепа, они опасались, как бы их победа не обернулась поражением, ведь тогда им никогда не достигнуть своей цели. Кто-то потянулся к луку, вставил стрелу, прицелился в фараона и отпустил тетиву. Стрела вылетела из гущи толпы и поразила верхнюю часть груди фараона. Никакая сила не смогла бы изменить ее направление. Софхатеп вскрикнул, будто это его поразила стрела. Он протянул руки, чтобы поддержать фараона, и коснулся холодных рук Таху. Фараон скривил губы, но не издал ни стона, ни вздоха. Сдвинув брови, он собрал остаток сил и устоял на ногах. Его лицо исказила боль, он быстро слабел и истекал кровью. Глаза фараона затуманились, и он отдал себя в руки верным советникам.
Среди первых рядов воцарилась мертвая тишина, у людей отнялись языки. Их полные ужаса глаза настороженно смотрели, как великий человек, которого поддерживали его советники, коснулся того места, где стрела вошла в грудь. Из раны обильно струилась кровь. Казалось, что они не могут поверить своим глазам, будто они напали на дворец не ради того, чтобы достичь этой цели.
Тишину нарушил голос, раздавшийся из задних рядов:
