Радопис была знакома с подобными сравнениями, но ее голос дрогнул от беспокойства, когда она заговорила.
— Разве я когда-либо отказывала тебе в том, что ты желал?
— Радопис, никогда. Ты подарила мне свое очаровательное тело, которое создано для того, чтобы причинять страдания мужскому роду. Но я всегда жаждал покорить твое сердце. Радопис, какое же у тебя сердце. Оно не покоряется безудержным бурям страсти, будто и вовсе не принадлежит тебе. Как часто я спрашивал себя, пребывая в смятении и отчаянии, какие недостатки делают меня недостойным тебя? Разве я не мужчина? Нет, я само воплощение мужчины. Все дело в том, что у тебя нет сердца.
Ей совсем не хотелось спорить с ним. Она слышала эти слова не впервые, однако обычно он произносил их со злой иронией. Сейчас, в этот поздний час, его голос дрожал, в нем звучали гнев и обида. Что могло его так распалить? Желая услышать объяснение, Радопис спросила:
— Таху, ты явился в столь поздний час лишь для того, чтобы сказать эти слова?
— Нет, я пришел не ради этих слов. Меня привела более серьезная причина, и если любовь окажется бессильной, то пусть меня выручит свобода, которой ты, видно, очень дорожишь.
Радопис с любопытством смотрела на него и ждала, что он скажет дальше. Таху больше не мог выдержать напряжения и решил немедленно перейти к сути. Он заговорил с ней спокойно и твердо, глядя ей прямо в глаза.
— Тебе следует покинуть этот дворец, бежать с острова Биге как можно скорее, пока не наступил рассвет.
Радопис была потрясена. Она смотрела на него, не веря своим глазам.
— Таху, что ты такое говоришь?
— Я говорю, что ты должна исчезнуть, если не хочешь потерять собственную свободу.
— И что же угрожает моей свободе на этом острове?
Он стиснул зубы, затем спросил ее:
— Разве ты уже не лишилась одной ценной вещи?
— Ах, да. Я осталась без одной из золотых сандалий, которые ты подарил мне.
— Как это произошло?
— Коршун схватил ее, пока я купалась в пруду. Однако я ума не приложу, как может исчезнувшая сандалия угрожать моей свободе.
— Не спеши, Радопис. Коршун унес сандалию, это правда. А ты знаешь, где он выронил ее?
По тому, как Таху говорил, она поняла, что ответ ему уже известен.
— Таху, откуда мне это знать? — шепотом откликнулась она.
Он вздохнул:
— Сандалия упала фараону на колени.
Его слова отдались в ее ушах грозным эхом и завладели всеми ее чувствами. Все остальное стерлось в сознании Радопис. Она растерянно смотрела на Таху и не могла вымолвить ни слова. Командующий внимательно вглядывался в ее лицо со страхом и подозрением в глазах. Он не знал, как она восприняла эту новость и какие чувства вспыхнули в ее груди. Таху не смог удержаться и тихо спросил ее:
— Моя просьба пришлась не к месту?
Радопис не ответила. Видно, она не слушала его. Она тонула в океане смятения, а волны бились о ее сердце. Молчание Радопис испугало его, Таху был не в силах вынести этого, ибо он прочел то, с чем его сердце отказывалось примириться. В конце концов терпение Таху иссякло, и гнев заставил его перейти к обороне. Он прищурил глаза и закричал на нее:
— Женщина, в каком мрачном царстве витают твои мысли на этот раз? Разве ужасная новость не тревожит тебя?
От его громкого голоса она вздрогнула всем телом, в ее сердце вспыхнуло негодование. Радопис уставилась на него с ненавистью в глазах, однако она подавила гнев, ибо намеревалась сама распорядиться своей судьбой.
— Тебе эта новость видится в таком свете? — холодно спросила она.
— Радопис, я понимаю, ты делаешь вид, будто не понимаешь, что все это означает.
— Как ты несправедлив. Разве столь важно, что сандалия упала фараону на колени? Думаешь, он убьет меня за это?
— Разумеется, нет. Но он взял сандалию в руки и спросил, кто ее хозяйка.
Радопис почувствовала, как ее сердце затрепетало.
— Фараон получил ответ на свой вопрос? — поинтересовалась она.
Глаза Таху застлал туман.
— При этом присутствовал один человек, которому не терпелось поставить меня в неловкое положение, — ответил он. — Парки распорядились так, что он стал мне и другом и врагом в одно и то же время. Этот человек ухватился за удобный случай и нанес мне предательский удар, рассказав фараону о твоей пленительной красоте, посеяв тем самым семя вожделения в его сердце и воспламенив страсть в его груди.
