* * *
С давних времен — таких давних, что уже и не упомнит никто, — по всей деревеньке Йивей, в орхидеях и под карнизами, висели бумажные шары цвета глины, в которых гудели и жужжали осы. Много лет жители деревни поддерживали неустойчивый мир в этом соседстве, упражняясь в несравненном такте и бдительности. Но этому пришел конец в тот день, когда один мальчик, копаясь в прибрежном песке, нашел камень, который показался ему очень подходящим. С таким камнем, думал он, вполне можно рассчитывать на успех в битве с воробьем. Воробьев вокруг было не видно, но неподалеку призывно и низко висел бумажный шар. Мальчик подумал с минуту, склонив голову, а потом прицелился и швырнул камень.
Немного позже, натерев сына мазями и утешив его, мать поливала упавшее гнездо кипятком до тех пор, пока все ошпаренные осы не погибли. Тогда и обнаружилось, что если осиное гнездо опустить в горячую воду, то оно развернется в превосходной точности карту далеких и близких областей, нарисованных растительными красителями и подписанных на чистом китайском языке (в чем можно было убедиться, вооружившись микроскопом).
Последовавшее за этим открытием нашествие на осиные гнезда людей в защитных масках и с чайниками, полными кипящей воды, вскоре сократило процветающую популяцию ос до жалкой горсточки. Под предводительством последней Осы-основательницы выжившие особи вылепили новое гнездо в форме бумажной лодки, нагрузили его падалицами абрикосов и прессованной пыльцой и спустили на реку. Коровы и человеческие дети провожали их, когда они сплавлялись вниз по течению, тоненько и воинственно жужжа морские песни.
Наконец в сорока милях к югу их судно напоролось на торчащий сук и потонуло. Но из отважных путешественников лишь один погиб при эвакуации — остатки абрикоса оказались слишком тяжелыми, и он не смог выбраться из-под них.
Остальные собрались на пне и огляделись.
— Это хорошее место для лагеря, — сказала Основательница своим мягким сопрано, изучая первые грубые карты, принесенные разведчиками. — Здесь множество гусениц, дубов для изготовления чернил, плодоносной ежевики — и никаких признаков других ос. А на раздваивающемся дереве в двух милях отсюда расположен улей диких пчел. Когда мы устроимся, то, конечно, отправим делегацию собрать дань.
— Мы не повторим прежних ошибок! — продолжила она вдохновенно. — Мы раса исследователей и ученых, картографов и философов, а отдых и безделье — это смерть. Когда мы устроимся здесь, то начнем расширяться!
Постройка бумажных яслей заняла две недели, еще месяц ушел на реконструкцию Великой библиотеки и восстановление картотеки — в нее заносилось то, что старейшие картографы могли вспомнить из своих утраченных карт.
Разумеется, их деятельность не могла остаться незамеченной.
Посол пчелиного роя прибыл с ультиматумом — и был незамедлительно казнен: его крылья стали витражным окном в зале совещаний, а его жало было возвращено в улей в бумажном конверте. Следующий посол никаких ультиматумов не приносил, а прибыл с предложением поделить пчелиное королевство между двумя правительствами, сохраняя за пчелами права на пыльцу и воду. «Как признание заведомых прав свободных особей на природные ресурсы общественной территории», — неуверенно прожужжал он.
Осы из совета были снисходительны — они лишили его только кончика жала. И он прожил как раз достаточно, чтобы доставить в улей свое сообщение.
Третий посол прибыл с шариком воска на кончике жала и был принят куда дружелюбнее.
— Вы же понимаете, что мы не беженцы, желающие признания формального земельного правления, — сказала Оса-основательница, пока слуги подавали им нектар в бумажных рожках, — а также не ведем с вами переговоры на равных. Это ваши предшественники так думали — и они ошибались.
— Я надеюсь, что справлюсь лучше, — натянуто сказала пчела-дипломат. Она была старше других, и волоски на ее тельце были уже жидкими и полинявшими.
— Я тоже на это надеюсь.
— В отличие от них у меня есть официальные полномочия говорить от лица улья. У вас есть предложения к нам — это достаточно ясно. Мы готовы слушать.