— А вы едите светлячков из пакета, — сказала Холлиберри БезПера Маккой. — Я заметила.
— Совершенно верно, мисс, — кивнул Зебедия Т. Кроукоростл.
— А ты помнишь ту смуту, Кроукоростл? — спросил Огастес.
— Разумеется. — Кроукоростл важно кивнул. — И тебя тоже помню. Тогда тебе было столько же, сколько юной Холлиберри сейчас. Что же до смуты, то вот она есть, а вот ее нет. Это как закат и рассвет.
В тот же день ближе к вечеру Джеки Ньюхаус и профессор Мандалай нашли Кроукоростла за железнодорожной насыпью. Тот жарил что-то в консервной банке над угольным костерком.
— Что готовишь, Кроукоростл? — спросил Джеки Ньюхаус.
— Еще угля, — сказал Кроукоростл. — Очищает кровь, возвышает дух.
На дне банки дымились почерневшие щепки липы и гикори.
— И что, ты будешь это есть, Кроукоростл? — спросил профессор Мандалай.
Вместо ответа Кроукоростл лизнул пальцы и выудил из банки уголек. Тот шипел и плевался в его хватке.
— Хороший фокус, — признал профессор Мандалай. — У огнеглотателей научился?
Кроукоростл закинул уголек в рот и разжевал старыми кривыми зубами.
— У них, — сказал он. — У них.
Джеки Ньюхаус откашлялся.
— Я хотел бы признаться, — сказал он, — что у нас с профессором Мандалаем весьма дурные предчувствия касательно предстоящего путешествия.
Кроукоростл дожевал уголь.
— Слегка остыло, — сказал он. Вынув из костра ветку, он откусил ее огненно-оранжевый кончик. — Так-то лучше.
— Это иллюзия, — сказал Джеки Ньюхаус.
— Ничего подобного, — строго возразил Зебедия Т. Кроукоростл. — Это колючий вяз.
— У меня очень дурные предчувствия, — продолжал Джеки Ньюхаус. — Мне от предков достался развитый инстинкт самосохранения — тот самый, что заставлял их трястись на крыше или прятаться под водой, в каком-то шаге от служителей закона и благородных господ, у которых имелись оружие и причины для недовольства, — и этот инстинкт твердит, что мне лучше не ехать в Жартаун.
— Я преподаватель, — сказал профессор Мандалай, — а посему лишен столь развитых чувств, какие присущи людям, коим не выпадало проставлять оценки в контрольных, да благословят их небеса, даже не читая. И все же я нахожу нашу затею чрезвычайно подозрительной. Если жар-птица так вкусна, почему я о ней раньше не слышал?
— Да слышал, старина. Слышал, — сказал Зебедия Т. Кроукоростл.
— К тому же я великолепно разбираюсь в географической науке, от Талсы, штат Оклахома, до Тимбукту, — продолжал профессор. — Но ни в одной книге я не встречал упоминания о Жартауне в Каире.
— Упоминания? Ты же сам это преподавал, — отозвался Кроукоростл, поливая дымящийся кусок угля острым перечным соусом и отправляя его в рот.
— Я не верю, что ты правда их ешь, — произнес Джеки Ньюхаус. — Но мне даже наблюдать за этим фокусом неуютно. Видимо, мне пора.
И он ушел. Профессор Мандалай ушел вместе с ним: человек этот был так сер и призрачен, что его присутствие всегда находилось под большим вопросом.
В предрассветный час Вирджиния Бут споткнулась о Зебедию Т. Кроукоростла, отдыхавшего под дверью. Она возвращалась из ресторана, о котором надо было написать отзыв. Вышла из такси, споткнулась о Кроукоростла и растянулась. Приземлилась поблизости.
— Ух ты, — сказала она. — Ничего себе полет, а?
— Именно так, Вирджиния, — согласился Зебедия Т. Кроукоростл. — У тебя, часом, не найдется спичек?
— Спичек? Да, где-то были. — Она принялась рыться в сумочке, очень большой и очень коричневой. — Вот, нашла.
Зебедия Т. Кроукоростл извлек бутылочку пурпурного метанола и перелил его в пластиковую чашку.
— Метиловый? — удивилась Вирджиния Бут. — Зебби, я как-то не думала, что ты любитель метилового спирта.
— А я и не, — сказал Кроукоростл. — Паршивая штука. Гноит кишки и убивает вкусовые сосочки. Но в это время суток проблематично найти другую горючую жидкость.
Он зажег спичку и поднес ее к жидкости, по которой тут же побежало дерганое пламя. Потом съел спичку, сполоснул горло горящим спиртом и изрыгнул сноп пламени, испепелив газету, случайно попавшую в сектор обстрела.
— Корости, — сказала Вирджиния Бут, — так и убиться недолго.
Зебедия Т. Кроукоростл ухмыльнулся.
