Всё оставшееся время мои мысли крутились вокруг фарфоровой куклы Габриэллы. Почему-то мне казалось, что игрушка осталась цела, и очень хотелось вернуться обратно, дабы проверить это. Смерть девочки огорчила меня. Хотя я не раз сталкивалась с подобным прежде. Двое моих младших братьев тоже умерли. Один — из-за болезни, второй — из-за нищеты и полуголодного состояния.
Огорчение охватило меня с новой силой уже дома. Как же так, будь у нас в запасе ещё хотя бы минута, и мы смогли бы познакомиться, но этот извозчик… А, может, и к лучшему. Не нужна мне её кукла. Что бы я стала с ней делать? А что делать с самой Габи? Только обиднее было бы, когда её мама бросилась за ней и увела бы, обругав нас, как любых убогих попрошаек, пристающих к дочери.
Мысли о кукле не оставляли меня и на следующий два день. Что с ней случилось всё-таки, интересно? Лежит там, в пыли, на мостовой? Целая или разбитая? А может, её забрали с собой подруги матери Габриэллы? Или прихватили такие же нищие?
Эта обеспокоенность так мучала меня ещё и потому, что у меня в последнее время не было возможности сбежать из дому. Побеги стали укоренившейся привычкой в последние несколько лет. Сейчас я думаю, что мать прекрасно об этом знала, тогда же мне казалось, что никто ничего не замечает. Впрочем, это не имеет большого значения.
Ночью дома становилось совершенно невыносимо. Младшие хныкали, засыпая, в комнатах стояла ужасающая жара или наоборот, пробиравший до костей холод. Как только братья и сёстры засыпали, казалось, наступила тишина, за стенкой тут же раздавались сдержанные рыдания матери. Не знаю, длилось ли это постоянно, или периодически. После смерти отца это стало таким невыносимым и таким заметным… Я долго терпела. Потом нашла более интересное и уютное место.
* * *
Темнота окружала меня и укутывала освежающей прохладой. Зажав в руке свечу, похищенную часть нашего в прямом смысле «золотого» запаса, я медленно двигалась по безлюдной дорожке. Деревья радостно и таинственно протягивали ветки навстречу, как будто здоровались со мной, исполняя строгий ритуал. Они были моими настоящими друзьями. И тропинка, и кладбищенские ворота, к которым я приближалась. И каждый памятник, каждое надгробие, каждый каменный ангел, каждая усыпальница, каждый крест. Каждый похороненный здесь. Каждый мог рассказать мне свою историю. Мог. Но не все из них этого хотели. Они ведь такие разные, и так не похожи на всё, знакомое раньше.
В усыпальницах всегда лёгкая прохлада, но очень сухо. А со свечой будет ещё и светло. Самое главное — там никогда не бывает скучно. Никто не плачет и не жалуется. Сонливая тишина, иногда разбавленная шёпотом, суховатые песни сверчка, временами — шаги и бормотание кладбищенского сторожа. Он, бывало, разбавлял нашу компанию. Смешной полупомешанный старик тоже был тогда моим другом… Кажется, это он научил меня читать. Иначе откуда мне были известны надгробные надписи? Может, они подсказывали? Не помню…
Сегодня меня заинтересовал старый семейный склеп. Он был до невозможности красив… Хрупкая, на первый взгляд, железная ограда вокруг, тонкой резьбы каменные украшения с грустными ангельскими лицами над входом, узорчатое высеченное отверстие в форме креста на двери. Я там бывала раньше. Это место окутывала строгая тишина, они все молчали. Не хотели со мной говорить. По какой-то своей странной причине. Сегодня там что-то было не так, как обычно.
Я вошла. Наверное, с самых ступеней становился заметен новый, яркий и хорошо ощутимый аромат. Тяжёлый, как и все здешние запахи. Лилии. Мне больше нравились розы. Я зажгла свечу и двинулась в поисках недавно занятой комнаты. В конце коридора, без замков, дверь — на маленькой задвижке. Значит, никаких ценностей или украшений. Жаль, может, они разрешили бы взглянуть на свои сокровища.
Вся усыпальная комната была в белых лилиях — они окружали каменный саркофаг, украшали его сверху, полуувядшие, лежали в урнах, а вон кто-то положил целый венок прямо на пол. Здесь стояла обычная для этого склепа тишина. Пожалуй, нужно прочесть имя на двери — в некоторых случаях мне это помогало. Кто же не любит, когда к нему обращаются уважительно, по имени?
