Охранница спросила, глядя на экран ноутбука:
— Другие соревнования посещали, мистер Раджпал?
— Был на двух, — охотно ответил я. — Легкая атлетика вечером в четверг и хоккей на траве днем в понедельник. Индия — Австралия. Мы проиграли.
Она кивнула.
— Сумочку на рентген, пожалуйста, а все металлические предметы сюда.
— С удовольствием, — ответил я, ставя сумку на ленту конвейера и выкладывая мелочь, браслет и сотовый на пластиковый поднос.
— Карпан[7] не принесли? — спросил констебль.
Я улыбнулся. Умный парень.
— Нет, церемониальный кинжал я оставил дома.
Констебль кивнул:
— Спасибо, а то несколько ваших всерьез пытались пронести их на территорию. Можете проходить.
Через несколько мгновений боль начала утихать. Я взял сумку, где лежали только камера и большой тюбик якобы с кремом от солнца. Быстрым шагом миновав «Итон-мэнор»,[8] я пересек пешеходный мост, ведущий к стадиону на северо-востоке, и направился на юг, огибая велодром, баскетбольную арену и спортивную деревню. Проходя мимо представительского жилья для спонсоров, я даже замедлил шаг, ибо спохватился, что проглядел много окопавшихся здесь осквернителей олимпийских идеалов, но решил, что финальный акт возмездия вполне компенсирует этот просчет. При этой мысли у меня участилось дыхание. С сильно бьющимся сердцем я улыбнулся охране у винтовой лестницы, поднимавшейся между опорами «Орбит».
— Ресторан еще открыт? — спросил я.
— До половины четвертого, сэр, — сказал один из них. — У вас два часа.
— А если я пожелаю поесть после этого? — поинтересовался я.
— Будут работать другие заведения, — ответил охранник. — Закроется только ресторан.
Я кивнул и начал долгий подъем, едва замечая безымянных монстров, спускавшихся по лестнице и безразличных к угрозе, которую я представлял. Через двенадцать минут я поднялся на медленно вращающуюся платформу и подошел к женщине-метрдотелю.
— Раджпал, — сказал я. — Столик на одного.
Она озабоченно свела брови.
— Не устроит ли вас место за столиком на двоих?
— Это будет большое удовольствие, — ответил я.
Она кивнула.
— Все равно придется подождать десять-пятнадцать минут.
— Могу я воспользоваться туалетом? — спросил я.
— Конечно. — Она отступила в сторону.
За мной уже теснились другие желающие, метрдотель теряла голову, и я не сомневался, что она сразу забудет обо мне. Когда никто не отзовется на мое имя, она решит, что я устал ждать и ушел. Даже если она пошлет кого-нибудь проверить туалет, меня не найдут. Раджпал свое уже сделал.
В туалете я зашел в нужную мне кабинку, которая, к счастью, оказалась свободной. Когда минут через пять освободились остальные, я подтянулся, сел на перегородку и поднял один из квадратов потолка, за которым скрывался укрепленный лаз, техническая шахта для доступа к проводке и воздуховоду. Несколько секунд напряженных усилий, и я лежу в узком тоннеле, а потолочная плитка снова на месте. Теперь все, что мне нужно, — это успокоиться, подготовиться и верить в судьбу.
Найт и Джек Морган прошли в Олимпийский парк к четырем. Солнце палило по-прежнему, над асфальтом дрожал горячий воздух. Согласно информации Скотленд-Ярда и МИ-5, совместно контролировавших входы по личному приказу премьер-министра, Лансер не предпринимал попыток проникнуть на территорию со своим пропуском службы безопасности, который кто-то умный немедленно поместил в компьютере после того, как Лансера объявили в розыск.
Около половины пятого Найт с раскалывающейся головой вошел за Джеком в пустой стадион, который обходили кинологи с собаками, ища взрывные устройства. Лансер для него как-то отошел на второй план: сейчас Найт больше думал о детях. Все ли с ними в порядке в больнице? Приехала ли Аманда к внукам?
Найт уже хотел звонить матери, когда Морган сказал:
— Может, его спугнули на марафоне, и он сбежал, понимая, что у него нет шансов?
— Нет, — сказал Найт. — Он попытается что-то сделать. Что-то масштабное.
— Ну, это если он Гудини, — устало заметил Морган. — Меры безопасности как в зоне боевых действий, наверху удвоенные посты снайперов, весь наличный состав Скотленд-Ярда дежурит в коридорах и на лестницах…