Чья-то рука касается моего плеча. Это другая секретарша, постарше.
– Ваш брат освободился.
Офис Эрика выглядит так, как я себе и представлял: прибранный письменный стол, громадное окно с шикарным видом на крыши окрестных домов, телевизионные антенны и вышки – все только для того, чтобы произвести впечатление. Брат сидит не шелохнувшись, смотрит на огромный монитор и делает вид, что меня не замечает.
– Эрик?
В ответ молчание. Он кликает мышкой, медленно подносит ко рту стакан с водой, делает глоток, тихо вздыхает и ставит стакан на поверхность стола.
Сколько можно? Я пододвигаю к себе обитое кожей кресло, опускаюсь в него, и меня пленяет мягкость сиденья.
Эрик оборачивается, смотрит на меня и ничего не говорит.
– Ну? – говорю я.
Он молчит.
– Что стряслось? – продолжаю я.
– Могу я тебе чем-нибудь помочь?
Я тру глаза. Стоит нам встретиться, не важно, при каких обстоятельствах, без разницы, где и когда – он всегда найдет способ меня взбесить.
– Ты же мне звонил!
– Знаю, – он смеряет меня взглядом, не меняя выражения лица. – Мы говорили по телефону.
– И вовсе мы не говорили! Мне звонила твоя секретарша. Сказала, что я должен явиться во что бы то ни стало.
– Знаю.
– Так что стряслось?
Он берет со стола какой-то листок, смотрит на него, ухмыляется, берет другой, снова делается серьезным, откладывает их, хватает телефон и принимается его разглядывать.
– Как твои дела?
– Хорошо. Через полгода региональный чемпионат. Выиграть я вряд ли выиграю, но поучаствовать все-таки могу.
Он смотрит на меня в недоумении.
– Кубик.
Смотрит на меня в недоумении.
– Рубика!
– Неужели он еще существует?
Я предпочитаю не поддаваться на провокацию.
– Ну а как твои дела?
– На рынке недвижимости Восточной Европы наблюдается весьма интересное развитие, параллельно с этим наш хедж-фонд инвестирует в альтернативные источники энергии. Ты не голоден?
Терзаемый сомнениями, я вспоминаю завтрак, два съеденных в исповедальне шоколадных батончика, перехваченную по дороге сосиску, сухое печенье в приемной.
– Голоден.
– Тогда пошли! – он вскакивает и выходит, не дожидаясь меня.
Я собираюсь встать с кресла, но подлокотники опускаются, и я оседаю. Вторая, великовозрастная секретарша наблюдает за мной сквозь дверной проем. Встать мне удается лишь с третьей попытки; я улыбаюсь ей, словно делал это нарочно, словно я мастер клоунады, король комедии, и направляюсь по коридору к лифту, где меня уже ждет брат.
– Ну наконец-то! – восклицает он.
В лифте нас встречают двое мужчин в галстуках. Настенные зеркала множат наши отражения, создавая эффект толпы.
– Интересно, есть ли какие-то статистические исследования на эту тему? – спрашивает меня Эрик. – Насчет гороскопов и реальных человеческих судеб? Развиваются ли события так, как предсказывают астрологи? Должны же быть какие-то данные, которые помогли бы это выяснить. Ты ничего об этом не знаешь?
– С чего бы мне об этом знать?
– Но вы же составляете гороскопы!
– Нет!
– Нет?
– Гороскопы – это просто чушь!
– Так вы не составляете гороскопов?
– Шутишь, что ли?
Он извлекает телефон, что-то кому-то пишет и засовывает его обратно в карман. Лифт останавливается, мы выходим; я едва поспеваю за ним. Мы пересекаем лобби. Стеклянные двери распахиваются, мне бьет в лицо духота. Он переходит улицу, прямо так, как шел, не посмотрев ни налево, ни направо. Гудит автомобиль, но он никак не реагирует. К счастью, ресторан прямо через дорогу. При такой температуре большего расстояния я бы не осилил.
Обстановка весьма изящная: льняные салфетки на столах, люстры в форме стеклянных капель, официанты в черных рубашках и, слава Всевышнему, кондиционер. Эрик направляется к маленькому столику, зажатому среди других таких же; за ними вдоль стены тянется кожаная скамья. Не самый лучший выбор, но как ему это объяснить? Официант уже отодвигает столик, Эрик отступает, и мне ничего не остается, кроме как сесть на скамью, втиснувшись между двумя мужчинами в костюмах. Те неодобрительно смотрят на меня; презрение к моему плотскому изобилию слегка смягчается уважением к моему духовному сану. Работник ресторана придвигает столик на место, Эрик, усаживаясь напротив меня, бросает: «Как обычно». Официант поспешно удаляется; возразить я не успеваю. Да как он может выбирать за меня?
