— Паршивая история, — вздыхает Соболев, снова присаживаясь на ящик. — Производственная травма — это, знаете… Обидно за парня! Вы, ребята, скажите ему, пусть отлеживается как следует. Заработок не пострадает, сто процентов буду платить.
— В таких случаях меньше не положено, — отвечает Русаков. — Закон не велит…
— Что вы, ребята, злитесь? — начальник говорит спокойно, миролюбиво. — Виноват я, что ли? С любым могло случиться, не застрахованы. Дело житейское…
— Горошек, то есть Горохов, еще меньше виноват, — не соглашается Неверов. — Техника безопасности называется, Дмитрий Илларионович, калекой в два счета станешь…
Бузулук выразительно смотрит на Соболева.
— Вот тебе, начальник, глас народа. Видал во дворе доски? Я из них леса сколачивать не стану, хоть выговор запиши, не стану. На растопку еще пустить — куда ни шло…
— Будут другие доски! — твердо произносит Соболев. — Будут. Вот ты, Неверов, о нашей нерасчетливости толкуешь. А сам за расчеты сесть не захотел. Ведь не захотел? Предлагали тебе. И на инженерную должность предлагали — как раз по технике безопасности…
— Мало ли…
— Сами себя мы ругаем, мужики! Один не хочет экономистом работать, другой — площадку подметать. Никто, кроме нас самих, безопасность не наладит.
Сережа чувствует, что сбит с толку.
— И хватит об этом! — Соболев хлопает ладонью по колену, как бы ставя точку на разговоре в повышенных тонах. Вздыхает. — Я тоже недоглядел, чего тут скрывать. Разве за всем уследишь? Каждый день твержу мастерам и прорабам: техника безопасности, техника безопасности… Все нужно самому делать! Слушайте, ребята, а может не будем акт составлять?
— Какой акт? — не понимает Греков.
Бузулук натягивает ушанку и молча уходит. Соболев провожает его взглядом.
— Акт о травме, какой же еще…
— Как не составлять? — настораживается Неверов. — Горошка без зарплаты оставить?
— Да нет! — морщится начальник. — Не поняли вы. Деньги ему будут идти в прежнем порядке. Выписывайте на вашего Горошка наряд, как будто он ежедневно выходит на работу. Ясно?
— Не очень, — отвечает Бобриков, но заинтересованно подходит поближе.
— Вашему товарищу все равно, по какому документу получать свои сто процентов. По акту ли о травме, или по ведомости…
— И что это даст?
— Ему? Ему ничего особенного. А всем вам даст! За производственную травму сейчас строго… Плакали наши премии, боюсь — по всему СУ…
Каменщики молчат.
— Н-не знаю, — Сережа испытывает неловкость, глядит под ноги. — Человек пострадал, а мы на этом…
— Что мы на этом? — спрашивает Соболев. — Ну, договаривай, не стесняйся. В управлении тысяча таких, как ты, тысяча! И всех оставим без премиальных из-за паршивого гвоздя…
— На той неделе Бельды еще руку царапнул как следует…
— Это который Бельды?
— Ну тот самый, что Горошка в здравпункт повез.
— Ага, знаю. Говорили и с ним. Он тоже не хочет людям вредить.
— А кто собирается вредить? — Неверов пожимает плечами. — О другом речь… Если у вас такой порядок, мы что ж, мы не возражаем. Нужно только Горошку сказать…
— И отлично, — поднялся начальник. — Объясните ему. Или лучше я сам. Заеду на днях, надо же проведать человека…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Выходит, вот он — Эворон. Нетронутое до недавнего место. А, может, есть другой Эворон — тот, что поминал отец? Второй месяц прошел, с кем только не говорено в поселке — нет, не знают, не слыхали, что тут раньше было. Ничего не было! Тайга. Петя Сухорадо, секретарь комитета комсомола стройки, басовитый парень в тулупе, бывший шофер, спросил:
— Зачем тебе? Писателем хочешь стать? Стариков бы расспросить, только стариков у нас — раз, два и обчелся. Одни нанайцы, они много не вспомнят. Ты толком объясни, что тебе надо?
Сережа показал тетрадный лист в косую линейку. Сухорадо прочел.
— Родственник твой, что ли?
Неверов кивнул.
— Понятно. Я в Комсомольск собираюсь на конференцию, хочешь, поинтересуюсь? Но навряд там… Может, в краеведческом музее что скажут? Ты смотайся, возьми пару дней за свой счет.
Подумав, добавил:
— Нам бы свой музей наладить неплохо. Экспонаты всякие набираются, хотя бы акт о передаче стойбищем земли под комбинат. Исторический документ! В столе у меня лежит, а надо бы — под стекло и на стенку… Есть еще, слушай, озеро Эйворон, но то у Хабаровска. Так, так… Читал я где-то, в «Тихоокеанской звезде» вроде, и про реку Эморон. Тоже подходит, а? Дальний Восток — он большой…
