— Значит, боитесь, — невесело решил Дымов.
— Не боимся, а понимаем, — рассердился бригадир. — Тебе, молодой человек, заседать не терпится, а у нас дома дети. Кто пойдет сегодня в море — не ровен час, сирот оставит.
— Неужто неженатых в бригаде нет? — усомнился гость.
— Я один, — отозвался Бобриков.
— Пойдешь?
Анатолий зло посмотрел на Дымова.
— Пойду.
Море набросилось на плоскодонку. На гребнях мотор работал вхолостую, руль вырывался из рук. Высокая волна ударила Анатолия в спину, и он упал на сети и якорь. Когда очнулся — увидел Дымова на руле. Кепки на нем уже не было, дождь струился по волосам. Лодка трещала. «Все», — подумал Бобриков.
На острове Дымов сдал Анатолия медсестре. Вечером пришел проведать. И Бобриков заметил, что человек из района совсем не так молод, как вчера показалось. Возле глаз — паутина морщинок. «А ведь у тебя у самого, поди, дети есть…» «Трое», — улыбнулся Дымов.
После этого они не виделись несколько лет. Вторая встреча произошла в тайге под Хабаровском, когда Бобриков служил в армии. Дымов приехал на учения с полковым начальством. Увидел его Анатолий — сердце забилось. Толкнул локтем соседа: «Тот самый». Дымов тоже узнал его и к ужину пришел в толину палатку, как к старому приятелю.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Много забот доставляет рыбакам кета.
Мало того, что нужно предугадать время рунного хода, встретить рыбу во всеоружии. Отловить — тоже мало. Нужно тут же обработать улов. Кету коптят, солят на разный лад. Два надреза на спине — малосольная. Еще два у плавников плюс набор специй — пряного посола. Самый ценный, семужный, посол требует более сложной технологии. Все должны уметь рыбаки.
Но приготовление красной икры — привилегия немногих.
Есть авторитетные рецепты «бывалых» людей: подержал ее с полчаса в соленой воде — и икра готова. Не верьте.
На самом деле икорный мастер должен сначала сварить тузлук, специальный солевой раствор, причем точного, окончательно выверенного его состава не существует. Плотность и насыщенность диктуются качеством имеющейся икры.
Пока тузлук отстаивается в чанах, начинается обработка самой икры. Осторожно, чтобы не повредить икринки, отделяются ястыки. Затем масса охлаждается, пропускается через сита и грохоты, чтобы отслоились тончайшие пленки. И вот икра погружается в тузлук. Несколько часов — и она начинает всплывать. Ее отстаивают и выгружают на стеклянный стол. Под стеклом — сильные лампы. Мастер просматривает буквально каждую икринку, определяя по цвету готовность, вводит в икру антисептики, буру, другие компоненты — все меряется миллиграммами и чутьем.
Но довести приготовление до конца помогает мастеру еще одно, последнее и самое главное его качество… Названия этому качеству пока не придумали. Оно сродни абсолютному слуху у музыканта. Сколько людей играют на инструментах, но абсолютный слух — у единиц. Есть у немногих икорных мастеров свой «музыкальный» слух. Он — в пальцах. В их особой чувствительности. Когда икра прошла все этапы приготовления, мастер легко проводит по ее слою подушечками пальцев. И произносит окончательный приговор: «Готова».
После возвращения из армии Анатолий недолго рыбачил. Колхоз оказал ему честь — послал в Хабаровск учиться на икорного мастера. И здесь у парня открылся этот особый слух. Бобриков обладал им!
Скоро в Ольгохте вступил Анатолий во владение большим амбаром — икорным цехом. Всю весну и начало лета возил он на склад соль, очищал и сушил ее, сплавал в леспромхоз — договорился купить хороший дуб. Когда бревна привезли, распилил их на колхозной циркулярке, гладко обстругал и начал делать, как учили в Хабаровске, маленькие бочки для икры, на пятьдесят килограммов каждая. Пригнал доски прочно, чтобы и бритва в щель не вошла, схватил обручами, покрасил снаружи маслом.
В августе полетели над рекой метлячки — белые бабочки предвестники кеты. Рыбаки ушли на путину, а через сутки прибыла в село первая плоскодонка с икрой. Бобриков взялся за дело. Все пятьдесят бочонков колхозной икры хабаровский холодильник принял тогда высшим сортом.
