В следующее мгновение Катя отдёрнула руку и вскрикнула. Голова Зины приподнялась, студень задрожал ещё сильнее, два бугорка расползлись, и как будто со дна этого бесформенного лица поднялись два ненормально больших глазных яблока, подёрнутые полупрозрачной слизью. Они были видны две или три секунды, а потом снова скрылись под бугорками. Голова опустилась.
Этого Катя уже не видела. Зинина мама не успела подхватить её, и Катя повалилась на пол, опрокинув табуретку, на которой стояла кастрюля с тёплой водой.
Так стойкая девушка Катя впервые в жизни потеряла сознание.
Сознание не возвращалось к ней около пяти минут.
Через пять минут Зинина мама помогла ей подняться с залитого водой пола и, качая головой, участливо пощупала промокший свитер.
- Снимите-ка его, я выжму и поглажу. И пойдёмте на кухню.
Пока Зинина мама не принесла семейный альбом, Кате было нелегко поверить, что в младшем школьном возрасте Зина считалась одарённым ребёнком. Черноволосая девочка на медленно мутнеющих фотографиях хитро ухмылялась, задумчиво смотрела в стороны и гордо демонстрировала грамоту победителя математической олимпиады. Она не подавала ни малейших признаков изумлённого идиотизма, свойственного той Зине, которая сочла возможным повеситься в новогоднюю ночь в квартире подруги.
Катя узнала, что эта девочка научилась читать в три с половиной года, а в пять собственноручно написала стихотворение про странного снеговика. Странность снеговика заключалась в том, что он хотел весны, чтобы всем маленьким детям и бездомным котам было тепло вприпрыжку бегать по двору, когда растает снег совсем. Таким образом, речь в этом стихотворении шла о высоких идеалах самопожертвования и о беспечной неблагодарности детей и бездомных котов, которые растоптали тающие останки снеговика и пошли под солнышком гулять – ведь к ним пришла весна опять.
В шесть лет одарённая Зина пошла в школу. Пока её вечный сосед по парте Миша Бурлаков выводил в тетрадке «Салдатты ахранят страну!», истекая слюной от усердия и умственного перенапряжения, Зина безошибочно воспроизводила «Пограничники зорко стерегут границы нашей Родины» и успевала пририсовать сбоку мужественный силуэт с овчаркой на поводке. В изостудии девятилетняя Зина покрывала шкатулки иллюстрациями к «Тысяча и одной ночи». В музыкальной школе десятилетняя Зина перескочила через класс. Летом на даче одиннадцатилетняя Зина читала Толстого и решала задачи из книжки под завораживающим названием «Московские математические олимпиады: 1980 – 1988». И то и другое она делала для удовольствия.
Золотой век Зининого интеллекта кончился внезапно и бесследно. В сентябре восьмого класса, сразу после летних каникул, она утратила интерес к рисованию, забросила фортепьяно, стала туго соображать на уроках и к началу декабря скатилась на тройки и слабые четвёрки по всем предметам, кроме русского языка. Родители пытались вразумлять Зину. Произошло несколько жутковатых скандалов, во время которых Зина молча плакала и, по всем внешним признакам, абсолютно не понимала, чего от неё хотят. В конце концов родители списали всё на триумфальное наступление переходного возраста. Они решили надеяться, что рано или поздно свет разума вернётся в глаза Зины сам по себе.
Однако дело не ограничилось тройками и заброшенным фортепьяно. Общительная и постоянно окружённая подругами девочка Зина превратилась в занудное наваждение и стойкий раздражитель для сверстников. Мама Зины, заметив это превращение, первоначально думала, что дочь, должно быть, переросла своё окружение, и её взрослые интересы не встречают понимания среди обыкновенных восьмиклассников. Младший брат Ваня, напротив, сразу сказал, что «Зинка теперь вечно порет фигню какую-то ни к селу ни к городу». Он оказался прав. Зина начала говорить невпопад, ляпать откровенные глупости и жалобно смеяться, когда все остальные молчали. После восьмого класса и до окончания школы с ней, по инерции, держались только две подруги. Одна была самой серой и недалёкой девочкой в её классе, другая – самой недалёкой и серой в её дворе.