- А Зинка куда-то ушла ваще, - сказал он.
- Куда это она могла уйти? – непроизвольно удивилась мама.
- А я чё, Пушкин? – спросил Ваня.
Мама знала телефон самой серой и недалёкой девочки в их дворе. Та знала телефон своего эквивалента в Зинином классе. Эквивалент знал телефоны всех остальных. Хотя эти знания, как и подозревала Зинина мама, оказались избыточными. Никто из остальных уже более года не общался с Зиной в неформальной обстановке. В формальной обстановке с Зиной общалась Маша Королькова, имя которой стояло в паре с Зининым в графике уборки класса. Раз в три недели, после уроков, Зина подметала и мыла пол кабинета биологии, а Маша сидела на учительском столе и красилась для свидания с Виталием, который был старше на двенадцать лет и называл себя менеджером разделочного цеха, хотя по документам проходил как мясник. Маша сообщила, что в последнее время при уборке класса Зина постоянно говорила о Паше из 11б. Номер Пашиного телефона, аккуратно выведенный на жёлтом листке крупными красными цифрами, обнаружился под оргстеклом на Зинином столе. Имя «Павлик Березин» было написано маленькими буквами в уголке листка.
Мама немедленно набрала этот номер. Через полторы минуты Паша, оторванный от пересмотра фильма «Парк Юрского периода», понял, что посетившее его в школе чувство облегчения было преждевременным. Собравшись с силами, он убедительно рассказал Зининой маме, как накануне минут пятнадцать по-дружески беседовал с Зиной на дискотеке. Он, в частности, сказал Зине, что очень ценит её дружбу, но что как девушка она не совсем в его вкусе, и Зина при этом выглядела вполне нормально, а точнее, как всегда.
Зинина мама накричала на Пашу и бросила трубку.
- Утопилась в пруду, я так думаю, - сказал папа.
- В каком пруду?!? Как ты можешь так говорить? – мама постепенно начинала плакать.
- Не, Зинка воды боится, - успокоил её Ваня. – Она бы не стала топиться.
- Есть, впрочем, и другие возможности, - сказал папа.
Следующие дни, суббота и воскресенье, были потрачен на мамины истерики и общение с милицией. В воскресенье вечером маме стало плохо с сердцем. Она села в кресло в комнате Зины и беспомощным голосом попросила папу принести ей валидол из тумбочки в спальне. Папа не смог найти ни валидола, ни ключей от дачи, которые всегда очень заметно висели на гвоздике, вбитом во внутреннюю сторону дверцы.
- Эврика, - буркнул папа.
После трёхминутной перебранки на тему «Почему ты раньше об этом не вспомнил» мама и папа сказали Ване выключать Dendy и бежать во двор прогревать машину. На улице была стандартная февральская ночь с мокрым льдом внизу и мокрым снегом сверху. В ожидании родителей, Ваня прогревал воспетую в песнях вишнёвую девятку около двадцати минут. Потом ему пришлось заглушить двигатель и вернуться домой, чтобы своим обалдевшим присутствием помочь папе успокоить маму. Мама сидела на полу в прихожей и всхлипывала. К половине первого, после многочисленных «да-ничего-там-с-ней-страшного-сидит-книжку-читает-про-несчастную-любовь», им удалось поднять маму с пола, накинуть на неё пальто, вывести из квартиры и посадить в машину. Папа сел за руль. Ваня с ногами забрался на заднее сиденье и стал думать о подержанном BMW, который дядя Лёхи Смирнягина в январе пригнал из Германии.
Сразу за городом перестали работать дворники, и путь до дачи занял пять часов вместо трёх.
Свет в окнах дачи не горел, но сквозь уплотнившийся под утро снегопад мерцала лампочка над крыльцом. Папа сказал подождать его в машине и, ёжась от попадающих за шиворот снежинок, подошёл к дому. Замок на двери отсутствовал. Переступив порог, папа почувствовал прилив безотчётного страха. Он торопливо нашёл выключатель. Ни в одной, ни в другой комнате Зины не было, но на старом диване справа от входа лежала её куртка. Рядом с курткой валялся замок. Из замка торчали ключи.
- Зина? – попытался крикнуть папа.
Он прислушался и через несколько секунд разобрал звуки приглушённого копошения над своей головой. Он подошёл к лестнице на чердак. Посмотрел в чёрное прямоугольное отверстие в потолке.
