Эти три года - страница 19

Историки выяснят эти и многие другие вопросы.

Но сейчас несомненно одно: Дундич существовал и все подвиги, о которых рассказывают очевидцы и о которых сложены легенды, совершал. — Он был одним из многих тысяч югославян, очутившихся в России перед революцией, один из тех, кто отказался по приказу Временного правительства снова пойти на фронт.»

Конечно, не все югославяне перешли на сторону большевиков. Но очень многие здесь, в России, впервые поняли, что такое революция, кто такие большевики. И, не задумываясь, стали под красные знамена. Мы знаем много имен сербов и хорватов, словенцев, черногорцев, македонцев, сражавшихся в Красной Армии, боровшихся в подполье в годы гражданской войны. А скольких имен мы не знаем?! Они побеждали и умирали, не оставляя своих имен, но оставляя горячую и благодарную память в сердцах людей.

И в 1919 году, выступая перед жителями только что освобожденного Воронежа и рассказывая о подвигах Олеко Дундича, Семен Михайлович Буденный сказал:

— Их много, таких Дундичей, и в моем корпусе и в других: все они отличные боевики и прекрасные товарищи, великолепно разбирающиеся, за что они борются, за что воюют.

Данила Сердич

В конце 1916 года на территории России оказался Югославянский корпус, насчитывавший более 20 тысяч человек. Царское правительство собиралось использовать его на фронтах, но не успело — произошла Февральская революция. Однако Керенский решил сделать то, что не успел Николай II. Но далеко на все югославяне хотели проливать кровь за русское Временное правительство, за короля Сербии Петра I. Командир корпуса генерал Живкович попытался прибегнуть к силе, как делал это не раз. Уже были сосланы в Сибирь «опасные бунтовщики» Вилко Марион и Владимир Чопич. Генерал обещал то же сделать и с другими. Но времена изменились.

Тогда командование пошло на хитрость: решили устроить опрос солдат. Офицеры надеялись, что солдаты побоятся открыто выступить против приказа.

И вот дивизия, которой командовал полковник Ходжич, одна из двух, составляющих корпус, выстроена вокруг трибуны. На нее должны были подниматься солдаты и отвечать на вопрос — согласен ли он продолжать службу в дивизии, служить королю. (А это значило — согласен ли солдат вновь отправиться в окопы и умирать во имя короля.)

Первым вызвали старшего унтер-офицера командира 2-го взвода Данилу Сердича. Солдаты уважали его за храбрость и силу, справедливость и честность. Командование дивизии считало, что дисциплинированный Сердич, безусловно, ответит так, как надо им. И его ответ повлияет на многих солдат.

— Будешь ли служить в добровольческом корпусе?..

— Остаюсь в России! — ответил Сердич.

Разъяренный полковник обрушил на него поток грубой брани, в ярости сорвал с Сердима погоны и ордена.

Но Сердич снова повторил спокойно и твердо:

— Остаюсь в России!

Шесть тысяч солдат повторили эти слова, 120 офицеров и 41 юнкер не захотели проливать свою кровь за министров Временного правительства и короля Петра I.

Но когда грянула Октябрьская революция, для Югославии вновь встал вопрос: с кем быть?

Не все югославяне, оставшиеся в России, поняли и приняли революцию. Многим солдатам мешала политическая неграмотность, мешали провокаторы, пробиравшиеся в югославянские части и агитировавшие против большевиков.

Югославянские коммунисты писали:

Но для Данилы Сердима такого вопроса уже не было — находясь в эти дни в Петрограде, он вместе с отрядом питерских рабочих штурмовал Зимний дворец, а затем, вернувшись на Украину, немедленно приступил к формированию югославянского отряда.

Скоро небольшой отряд — 1-й Сербский отряд, сформированный Д. Сердичем и насчитывавший тогда 100–150 человек, вошел в 1-й Югославянский коммунистический полк, в котором уже было более полутора тысяч солдат и командиров.

В боях под Царицыном одна из рот попала в окружение. Когда патроны кончились, бойцы встали во весь рост и штыками встретили белоказаков. Из всей роты уцелел один человек.