— Мне не следовало с тобой идти, ты во всем виноват…
Гонзик от неожиданности заколебался, но тут же взял себя в руки.
— Не бойся, Катка, нам все удастся. Когда человек чего-то страстно хочет… С того мгновения, когда за мной захлопнулись ворота казармы в Страсбурге, я страшно захотел домой. Ночью и днем, даже во сне, ни на секунду я не переставал желать этого. Три недели тому назад я был за две или сколько там, точно не знаю, тысяч километров от наших границ. Теперь мы от границы километрах в трех. Ты что же, думаешь, что мы теперь повернем и пойдем обратно в Валку стреляться, как Вацлав?
Она внимательно слушала и во все глаза смотрела на его бронзовое загорелое лицо. И как будто без всякой связи вдруг подумала: «Если бы не этот человек… То в конце длинного списка падших, таких, как Ирена, Ганка и многие десятки им подобных, прибавилось бы имя Катки…»
Она покорно и послушно последовала за ним. Дорога теперь тянулась по косогору. Наконец Гонзик решил подняться в гору, к гребню. Что поделывают те двое полицейских? Гонзик скрыл от Катки эту тревожную мысль. «Если от границы они повернули влево, то мы неизбежно снова столкнемся с ними… Но как узнать это наверняка? Не остается ничего иного, как попытаться где-то подняться вверх». Гонзик даже вспотел.
Гонзик шагал впереди, пытливо осматриваясь. У него даже глаза заболели от напряжения. За каждым деревом, за каждым пнем, поросшим мохом, могла притаиться зеленая форма полицейского. Но пока все было тихо, и они шли и шли к заветной цели. Гонзик, не отдавая себе отчета, все ускорял и ускорял темп движения. Катка же выбилась из сил и тяжело дышала открытым ртом. Дорога стала каменистой и очень крутой. Теперь уже оставалось совсем немного. В двухстах шагах перед ними ниспадающая линия гребня, на нем уже отчетливо светился белый пограничный камень.
Наконец го граница!
Откуда-то справа выползла новая дорожка. Гонзика внезапно без видимой причины охватило беспокойство. Ему все слышались отдаленные шаги, потрескивание веток под чьими-то ногами. Он остановился и невольно прижал руки к груди. Какой-то огромный молот колотил внутри, заглушая все звуки. Катка испуганными глазами беспомощно всматривалась в его лицо — звуки приближались. Гонзик впился взглядом в направлении шума: ничего, только шелест прошлогодних листьев. Гонзик схватил Катку за руку, и они побежали в гору, но их все равно преследовал невероятно быстро приближающийся непонятный треск. Гонзик и Катка остановились как вкопанные. Ветви молодой поросли неподалеку затрепетали, и через дорожку упругим, грациозным прыжком легко перемахнула серна, за ней другая, третья.
Беглецы вздохнули с облегчением. Ведь и Гонзик на этот раз испугался так, что у него зуб на зуб не попадал. Теперь он улыбнулся, глядя на Катку, но ее лицо испугало его: оно было белое как снег, губы посинели, глаза измученные.
«Хотя бы одного человека вытащу из проклятых джунглей Валки, хотя бы одного…» — вертелось у Гонзика в голове. И снова это бледное, измученное лицо придало ему ярости и силы.
В этот миг справа послышались голоса.
— Скорее, скорее, — зашептал Гонзик и вместе с Каткой кинулся прямо к гребню.
Шагов через тридцать у нее подогнулись колени.
— Катка, бога ради, наша жизнь на волоске!
Она тяжело дышала. Гонзик не стал ждать, пока она почувствует себя лучше, и поволок ее вперед: была дорога буквально каждая секунда. Раздался громкий треск, словно выстрел из пистолета, и Катка споткнулась. Это треснула сухая ветка под ее ногами: у страха глаза велики!
Но вскоре они ясно услыхали топот тяжелых сапог за собой. До гребня оставалось еще метров сто.
— Halt!
Гонзик бежал и так сильно тянул за собой Катку, что чуть не вырвал ей руку. Ручьи пота застилали ему глаза. Эти секунды и впрямь были решающими: жизнь или смерть!
— Halt, Verflüchte![180] — Топот примерно метрах в двухстах. Гонзик оглянулся: двое полицейских бежали за ними. На груди у них болтались автоматы. Юноша потянул Катку с дороги влево. Она снова споткнулась, и Гонзик увидел кровь на ее ладони: она, по-видимому, поранила руку об острый камень. Гонзика охватил ужас: вдруг Катка упадет в обморок — тогда всему конец! Он еще быстрее помчался в гору, хватаясь за деревья. Ему казалось, что вместо сердца у него камень, а ноги налились свинцом, казалось, что такую тяжесть никогда не удастся донести до гребня. Гонзик и Катка, цепляясь за нижние ветви деревьев, продирались лесом к цели, а те двое бежали по дороге — им легче, но что делать беглецам? На дороге их бы подстрелили, как зайцев на охоте.
