Я слегка улыбнулся.
— Бывает. Они считают порождением зла всех, кроме мусульман. А иногда и других мусульман.
— Тогда почему в твоем доме есть их символ?
— Не все мусульмане ходят в мечеть. Некоторые порой заходят сюда.
— А мормоны не заходят?
— Послушайте, я не знаю, кому поклоняются люди, посещающие эту капеллу. Не вывешиваю табличек с приглашением для сторонников какой-то веры. Если человек заглядывает ко мне несколько раз подряд, я обычно заговариваю с ним и узнаю, кому он верит. Но некоторые люди просто молчат. Они заходят, садятся, а происходящее в их умах и сердцах — не мое дело.
— Тогда как же люди присоединяются к твоей церкви?
— У меня нет никакой церкви. Само здание, оно… это еще не вера. Просто так получилось, что моя капелла служит нескольким религиям сразу. Другие — мечеть, синагога, буддийский храм — предназначены только для одной «разновидности».
— Великолепно, — промолвил профессор.
— Какая же срочность заставила вас протащить парочку мормонов через всю долину посреди ночи, чтобы поговорить со мной?
— Завтра я приведу сюда своих студентов. Я уже получил разрешение от мормонов и буддистов. Поскольку в мечеть меня не пустили, я прошу разрешить моим студентам бывать здесь, чтобы они смогли изучить мусульманство и иудаизм. И любые другие виды религий, которые вы сможете им показать.
— Как насчет индуизма? — предложил я.
— Я не видел зданий, посвященных индуизму.
— Здесь есть и сторонники этой религии, хотя их немного.
— В таком случае мы хотели бы познакомиться с ними.
Черт, где же капеллан, когда он так нужен? Ему бы понравилась такая возможность: принести свет врагу, проповедовать Закон Божий инопланетным варварам. Но капеллан умер, а я застрял на этой планете. До сих пор мне хватало моих скромных познаний об основных религиях Земли, но этим все ограничивалось. Я подозревал, что рассказывать богомолам о конфессиях, в которых я сам едва разбираюсь, — плохая идея.
В любом случае, сначала я хотел услышать ответ на свой собственный вопрос:
— Почему я должен помогать вам, если ваш народ собирается уничтожить нас?
Профессор задумался.
— Хороший вопрос, помощник капеллана.
— Итак?
— Если рассуждать логически, то ответ следующий: у тебя нет причин нам помогать.
— А что если я скажу: иди к своим богомолам — к этому вашему Кворуму — и убеди их пощадить нашу долину. Даже не так: убеди их отложить Четвертую экспансию. Только тогда мы будем сотрудничать — и точка.
Судя по жестам профессора, мои слова застали его врасплох.
— Я ученый, а не политик, — сказал богомол. — Ты просишь о том, что я не могу обещать и, возможно, не сумею даже попытаться исполнить.
— Ты говорил, что многие богомолы хотели избежать этой вашей распространенной «ошибки», когда вы сначала всех убиваете, а только потом пытаетесь понять. Может, стоит попробовать убедить их? Насколько сильно их влияние?
— Ты просишь невозможного.
— Но у тебя и твоих единомышленников наверняка должно быть достаточно рычагов, чтобы по крайней мере заставить Кворум подумать дважды, не так ли?
Профессор загрохотал конечностями по диску.
— Нет, помощник капеллана, я не могу этого сделать.
— Тогда я не буду тебе помогать. Обращусь к представителям всех церквей и расскажу им о ваших планах. Тогда вы ничего больше не узнаете о религии.
— Ты снова отказываешься мне помогать, — констатировал он.
— И снова должен напомнить, что терять мне нечего. А ты можешь сказать о себе то же самое?
Богомол пялился на меня, слегка раскрыв рот. Судя по усиленной циркуляции голубой влаги под его панцирем, я заставил его здорово понервничать. Он думал, я буду подчиняться, а не торговаться.
— Это потребует времени, человек, — наконец произнес он.
— У меня сколько угодно времени. Прямо до смерти.
Профессор повернулся к алтарю и долго смотрел на него, пока отблески затухающих ламп плясали по диску.
— Задача не из легких, — сказал он, колеблясь. — Если я вернусь со своими студентами, ты поймешь, каков наш ответ.
— А если ты не вернешься? — спросил я.
— Тогда и это послужит ответом.
Когда последняя лампа погасла, он улетел, оставив меня в холодной тьме.
