Долго ли, коротко ли, среди боданий, грызни и общего маразма настал черед Оддни высказаться. Она поднялась, и это их угомонило, а когда открыла рот, тишина вскоре установилась такая, что слышно было бы и знаменитую муху из поговорки.
Речь Оддни сводилась к тому, что, не имея доступа к надлежащим вычислительным мощностям, она вынуждена описать процесс упрощенно, однако путешествия во времени и со сверхсветовыми скоростями осуществляются следующим образом…
В заключение она сказала: «На самом деле нужна только действующая модель — для обратной сборки. Остальное — пустяки, не сложнее космического двигателя огнелисов».
Прежде чем проголосовать за утверждение Третьей марсианской экспедиции, Совет рассусоливал еще час.
Когда мы снова устроились на своем ложе из одеялец, чтобы съесть непривычный, но довольно вкусный обед, я заметил:
— Молодец, Оддни. Подход верный.
Она отозвалась:
— Это наверняка сработает, мистер Зед. Компьютеры здесь лучше тех, что были у землян до появления Ильвы и ей подобных. А я и без доступа к базам данных многое помню, правда. — Она улыбнулась. — Но даже если бы не помнила, у вас было шестьдесят лет на то, чтобы стать хорошим инженером. По-моему, вы знаете больше, чем согласны признать.
Может быть. Ненавижу ставить под удар свою репутацию прилежной посредственности. Я спросил:
— Допустим, дело выгорит. Отправимся обратно?
Пристальный взгляд.
— Думаю, это было бы самое лучшее. Времени у меня не так уж много… а вам рано или поздно понадобится подкрепляющая доза антирадов.
До сих пор я гнал от себя подобные мысли. Она права: рано или поздно чешуя с меня начнет облезать, замещаясь обычной человеческой кожей. Волосы пойдут в рост, и… не знаю. Возможно, после этого я протяну еще лет тридцать-сорок.
— Ты сохранишь самосознание, когда… когда вновь сольешься с Ильвой?
Оддни ответила:
— Неизвестно. Просыпаясь поутру, вы действительно тот, кто накануне ложился спать? — Она усмехнулась. — Ильва — все, что у меня есть. И это надежнее любого придуманного рая, если хотите знать.
Вот и Ильва рассуждает так же. Конечно, я мертв. Сыграл в ящик, зарыт, сгнил в компост. Кроме пары унций нервов, промаринованных и втиснутых в гущу микросхем. Но эти нервы убеждены, что они и есть я. Зачем же разуверять их? Жива настоящая Ильва или нет, я-то жив.
— Вдобавок, — сказала Оддни, — с недавних пор у меня копятся изумительные воспоминания. Было бы некрасиво не поделиться ими с девочками.
Я похолодел.
Мы покинули Титан тем же манером, как прилетели, скрючившись под пузырем колпака в летающем блюдце — Аруэ за пилота, Вейяд на корточках между нами, — во главе маленькой эскадрильи таких же тарелочек с теми, кто уцелел в Первой экспедиции и не пропал со Второй. Корабль взмыл в небо, выпростался из пелены красных туч на подъеме к черным звездным просторам, устремился к точке сбоку от бледного, озаренного изнутри Сатурна и… оп-ля.
В небе вновь повисла расплавленная звезда.
Вейяд сказал:
— Она у нас единственная, настраивается на разные пункты назначения внутри Солнечной системы… Сделать другую мы не сумели.
Оддни заметила:
— Удивительно, что ее удалось переместить, ведь обязательна жесткая привязка ко всем точкам прибытия.
— Вам виднее. Мы не знали. Да и забрали с Марса лишь семя. И, пока не прочли несколько тысяч справочников Бессмертных, понятия не имели…
Дверь открылась, и мы пролетели в нее. На другой стороне в небе висел румяно-розовый Марс, оплетенный паутиной каналов. То-то Скиапарелли[19] порадовался бы, подумал я… Не говоря уж о Ловелле[20].
Подлинный Марс — наш Марс — представлял собой видимый с орбитальной высоты красный полумесяц с неровной, бороздчатой поверхностью. Если смотреть в сторону лимба, наличие атмосферы выдавала только кайма высотной дымки на черноте безвоздушного пространства. Здесь же край планеты обозначала смазанная синева, а над красной пустыней плыли розоватые облака.
Мы со свистом вошли в атмосферу, снизились, резво проскочили над вороненой сталью водных артерий и, укрываясь в полумраке, махнули через громадную систему глубоких каньонов. Хотелось думать, что это может быть Долина Маринера или расщелина Копрат, вообще места, где я бывал, где с минувших дней сохранились какие-нибудь знакомые вехи, но… нет. Слишком много времени прошло. К тому же по дну этого ущелья текла мутная красная река.
