Мы сели, фонарь кабины открылся; воздух Марса, разреженный и холодный, бритвой полоснул по ноздрям, но дышать было можно. Я без удивления увидел, что титаниды с головы до пят покрылись гусиной кожей, прелестные смугло-коричневые соски Аруэ затвердели и торчат, будто маленькие шишечки, а Оддни дрожит, ёжась.
Оглядев свою шкуру ящера, я сказал:
— Обычно меня бесит, что приходится так выглядеть, но…
Оддни улыбнулась:
— Вы симпатичнее, чем думаете, мистер Зед.
Даже в бытность человеком, услышав такое от женщины, я не верил.
— Сюда, — позвал Вейяд, — вход здесь. Скорее, а то замерзнем!
Экипажи блюдец, держа бластеры на изготовку, строем двинулись вперед и образовали хвост перед металлическим люком, утопленным в стену каньона; их жаркое дыхание длинными султанами колыхалось над головами. Вейяд провернул маховик, и люк отворился; за ним был залитый красным светом коридор. Титаниды по одному полезли внутрь, мы с Оддни — последними: чтобы проникнуть в проем высотой в лучшем случае метр, понадобилось согнуться в три погибели.
Вдвойне довольный тем, что у меня такая дубленая чешуйчатая кожа, я головой вперед нырнул в люк, готовый к тому, что придется долго ползти по узкому туннелю, и…
Шмяк.
Ничком на шершавый серый бетон.
Какого…
Внезапно оробев, я шустро извернулся, присел и, горбясь, щурясь на яркий желтый свет, огляделся, гусаком вытягивая шею, чтобы не набить шишку о… хм. Никакого потолка. Нигде поблизости. Возможно, где-нибудь высоко вверху, далеко-далеко… Краем глаза я заметил, как неуклюже поднимается на ноги Оддни, ободряюще привычная, утешительно голенькая…
— Мистер Зед!
Я полуобернулся на зов, встал и поглядел туда, куда с беспокойством смотрела Оддни. Ч-черт.
Калдан был мне чуть выше колена. Пожирая меня выпученными голубыми глазами без век, он сопел сдвоенной прорезью носа. Рот-сфинктер сложен трубочкой, как для непрерывного свиста, длинные, тонкие членистые руки с пильчатыми клешнями угрожающе подняты.
Он и впрямь свистнул, тоненько, негромко, и только потом сказал:
— Вот как. Челоматы! Я думал, мелкие паршивцы врут.
Невыразительный среднезападный говорок, как… у кого? Рэймонда Мэсси?[21] Обхохочешься. И тогда (дураком родился, дураком помрешь) я выпалил:
— Гхек? И без рикора?
Не знаю, чего я ожидал. На рожон меня толкает неизбывное чувство своего полнейшего бессилия. В ответ он разразился сиплым хихиканьем.
— Нет, меня зовут Варк Фан'ши, и я знаю больше, чем ты думаешь. — Тварь смерила нас взглядом, задержав его на Оддни: — Что ж, определенно не феминный Челомат и едва ли Грезоперсона. — И снова мне: — Кто же ты будешь?
— Можете называть меня мистер Зед, — сообщил я. В ответ — глубокое равнодушие. О-хо-хо. — А это мой добрый друг и коллега Оддни Ильвасдоттир.
Разумеется, по его шарам навыкате ничего нельзя было угадать, однако калдан воззрился на Оддни, приклеился к ней взглядом.
— Ильва? Ильва Йоханссен?
И опять мне:
— Прошу извинить. Запамятовал, что Кавалер-Компаньон Высокочтимой Прародительницы любил называть себя «мистер Зед».
Я подумал: вот ведь хрень. Что дальше? Возвышаясь над маленьким уродцем, Оддни сказала:
— Вы действительно сознаете, что на самом деле я не Ильва Йоханссен?
Углы его рта поехали в стороны, кривясь. Эту своеобразную ужимку я посчитал попыткой улыбнуться; обнажилась несимметричная совокупность беззубых розовых десен.
— Да-да, понимаю. Стало быть, дубль-тело?
— Верно.
— И тем не менее ипостась Высокочтимой Прародительницы, пусть и не столь опасная для текущей реальности.
Оддни сказала:
— Я знаю, что Ильвы Йоханссен нигде поблизости нет, не то я… услышала бы ее.
— Любопытно, — сказало существо. — Нет, уничтожив Землю, Высокочтимая Прародительница превратилась в Первообраз.
Я переспросил:
— В первообраз?
— В компьютерный призрак, существующий лишь благодаря подпитке от ноосферы.
— Ого!
Новая ужимка.
— Вижу, вы понимаете.
Оддни (в ее глазах стояла утонченная боль) сказала:
— Почему она убила себя?
— Неизвестно. И почему ей вздумалось прихватить с собой всех Бессмертных, кроме тех немногих, кто тоже перебрался на Марс. — Калданы по определению не владеют мимикой, но так и хотелось высмотреть в этих громадных глазах что-нибудь вроде щемящей тоски.
