Он встал у двери ее комнаты и прислушался. Ничего. Если она и находилась там, то одна. Если только они не спали. Кристофер постучал. Он никогда не делал этого раньше. И не видел, как выглядит ее комната.
Дверь открылась.
— А… — сказала она. Соседка выглядела озадаченной. — Я думала, ты на работе. Все в порядке?
Он протянул ей кассеты.
— Я принес тебе это. Вчера ты сказала, что хочешь послушать как следует. Ты можешь их проиграть? В смысле… не знаю, есть ли у тебя магнитофон.
— Я справлюсь. Спасибо. Я их послушаю.
Она начала закрывать дверь.
— Сара… Насчет вчерашнего…
— Кристофер, мне действительно очень жаль. Я поступила невежливо. Я правда… уйти так… мне следовало…
— Нет, — ответил он. — Все нормально.
— Я не думала… — ее лишенные белков карие глаза будто высматривали что-то на его лице. Он не мог разгадать этот взгляд — чужой, незнакомый. Кожа ее лица казалась холодной и бледной. В полутемной комнате она слабо светилась, словно от влаги.
— Не волнуйся из-за этого, — успокоил он. Слушай, я просто посмотрел, как мы тут живем, и подумал, что было бы, наверное, здорово, если мы… ну… выбрались бы куда-нибудь. На один вечер. Выпили чего-нибудь или…
— Крис, понимаешь, я… встречаюсь кое с кем. Ты ведь знаешь, не так ли?
Он почувствовал, что краснеет.
— Ну, я подумал… Ладно, в любом случае дай мне знать, что ты думаешь об этих пленках.
Он повернулся, собираясь уйти.
— Постой, — попросил она. — Слушай, я не собиралась… — она боролась с чем-то. Он не мог понять, с чем именно, но сейчас она, похоже, приняла решение. Сара распахнула дверь своей комнаты. — Зайди на минутку.
Холодный полуденный свет проникал в комнату сквозь задернутые светло-зеленые шторы. В комнате почти отсутствовала мебель. Сара села на пол, и он последовал ее примеру, тщетно пытаясь не смотреть по сторонам. Когда глаза Кристофера привыкли к полутьме, он увидел множество собранных ею раковин, водорослей и прочего, лежащего грудами на подоконнике и разбросанного по полкам. В воздухе снова запахло морем. Этот запах ассоциировался у него с самой Сарой: ее холодным, худым телом под черной одеждой, а за ее плечом — отвлекающее внимание темное пятно кровати.
— Вчера мне следовало сказать кое-что, — начала Сара. — Но я не сказала. Я не знала, смогу ли вымолвить это. На самом деле я не уверена и сейчас…
— Можешь сказать мне все, что хочешь.
— Это насчет пленок. Ты не должен их слушать. Они опасны. В смысле, опасно то, что на них записано, и ты никогда больше не должен это слушать. Никогда.
— Что?
Он не видел ее лица, лишь размытый силуэт. Что она хочет сказать?
— Уничтожь записи. Не включай их больше.
Нет, она не могла иметь в виду именно это. Песнь моря прекрасна. В ней — самая суть.
— Ты знаешь, что это за звук, — произнес он, — не так ли? Ты должна сказать мне, Сара.
— Я не могу. Но ты должен перестать слушать.
— Но это же прекрасно, и я сам это нашел. Записал на кассеты. Это мое открытие, я не могу просто упустить такую возможность. Это очень важно… Что тебе известно?
— Когда ты слушаешь, ты словно погружаешься в сон, да? — Да.
— И ты хочешь слушать еще, больше всего на свете?
Он изучал слабый блеск ее кожи, темные волосы, фиолетовые ногти.
— Не то чтобы больше всего на свете, но… в целом, да.
Сара вздохнула.
— У них нет имен, — сказал она. — Уже нет. Большинство людей их не слышит. Если ты можешь их слышать, это дар, но опасный, как зависимость. Когда ты внимаешь им, из тебя вытекает энергия. Ты хочешь лишь слушать, все больше и больше. Это пробирается в твою кровь, берет над тобой верх, зовет тебя, а потом утаскивает глубоко под воду, и ты тонешь. Вот почему, когда ты их слышишь, нужно немедленно отворачиваться и выбираться из моря.
— Значит, у нас обоих есть этот дар? — спросил он. — Но я слышал их только по гидрофонам, возможно, это не одно и то же.
— Ты не должен слушать, Кристофер. Не должен искать их.
— То, что я слушаю, находится далеко в Атлантическом океане. Ты хочешь сказать, что они выбираются и на побережье? Здесь?
— Возможно. Я думаю, они повсюду.
— Что это такое? Какие-то киты или что-то в этом духе?
