Потная ладонь оставила след на сверкающей поверхности шара.
Тот поплыл было в сторону, но сейчас же вернулся. Казалось, он в свою очередь изучает людей. Вильнул к Максиму, покружился вокруг Барбары и заинтересовался Кариной. Потный след на нем постепенно растаял, как тает на зеркале туман от дыхания.
В душевой кабине на Максима обрушился шквал противно теплого воздуха с отвратительно теплой водой. Но стало все же легче.
Вплыл в рубку — да так и повис лягушкой, разинув рот от изумления. Шара больше не было. Вместо него на коленях у голой младшей жены удобно устроилось небольшое человекоподобное существо, тоже совершенно голое, и Карина, умильно сюсюкая, гладила его по лысой голове!
Из взвихренных мыслей Максима родился не самый умный вопрос:
— Это… зачем?
— Превратился, — объяснила Барбара. — Сначала цвет поменял, потом стал вместо шара этакой амебой, ну а потом… В общем, сам видишь. По нашему образу и подобию. Жалко, не засняли процесс. Сначала испугались, а потом…
— Что потом?
— Успокоились. Сообразили, что это живое существо. Вот, налаживаем контакт…
На взгляд Максима, налаживанием контакта занималась главным образом младшая жена, и делала это своеобразно.
На всякий случай Максим, подплыв поближе, взглянул на то место, где полагалось находиться гениталиям существа. Результат одновременно успокоил и озадачил: гениталии отсутствовали. Напрочь.
Отсутствовали и глаза. Нет, веки и выпуклости глазных яблок находились на месте — вот только не были они никакими глазами. Тот же равномерный цвет, близкий к нормальному телесному. Имитация. Греческая статуя.
Рот — ну да, рот был. Хорошо еще, что один, а не два. Но Максим не был уверен, что розовые губы — улыбающиеся, черт возьми! — могут разлепиться, открыв ротовое отверстие. Тоже, наверное, имитация.
Манекен. Живой и двигающийся манекен. Дружелюбный до приторности, как и положено манекену.
Дружелюбный-то дружелюбный, но вот гладить Карину по груди инопланетной лапкой — это слишком! А по шаловливым ручонкам разводным ключом не получал?
— Лучше бы ему остаться амебой, — высказал мнение Максим. — А еще лучше — шариком.
— Почему?
— У шарика ложноножек нет…
Ага! Чужак проворно отдернул конечность и заметно съежился. Ну то-то! Эмоции он, что ли, ощущает? Это правильно. Ценное для самосохранения свойство.
— Ты его напугал, — с осуждением сказала Карина. — Видишь, он боится.
— Лучше он, чем мы, — парировал Максим.
— Большой дядя, сердитый дядя, глупый дядя… — ворковала младшая жена, склонившись над чужаком. — Не бойся, мы тебя в обиду не дадим, мой маленький…
— Ты уж не раздражай его понапрасну, — рассудительно заметила Барбара. — Мы же не знаем, на что он способен.
Тут был резон. Инопланетное существо — раз. Не скованное моральными нормами землян — два. С неизвестной логикой — три. С неизвестной биологической природой и неизвестными физическими возможностями — четыре. Хотя одну возможность только что можно было наблюдать — возможность запросто путешествовать в космическом пространстве безо всяких технических средств. Да еще там, где любое белковое существо в четверть часа изжарилось бы заживо. Но все-таки скорее организм, чем механизм. Интересный гость…
— Откуда он, хотелось бы знать, — проговорила Барбара.
— И думать нечего, — проворчал Максим. — Это серпентиец.
— Почему ты так считаешь?
— Очень просто. Метод исключения. Он не ауригиец, не аквилянин, не сагиттянин и не пикторианец. Об этих нам все же кое-что известно. Он наверняка не тауриец и не гидрянин, иначе нас уже не было бы в живых. Остается считать, что он серпентиец, созвездие Змеи. О серпентийцах мы твердо знаем только то, что их цивилизация существует. Помню, высказывалось предположение, что они метаморфы и не привязаны к конкретным планетам. Совпадает.
— А если он из тех, кого мы вообще не знаем?
— Зачем умножать сущности? Пусть будет серпентиец. Возражения есть?
— Да мне вообще-то все равно, — блаженно проворковала Карина. — Он милый и ласковый. Пусть хоть из созвездия Резца, лишь бы не резал…
— Он не режет, — с задумчивостью, не сулящей ничего хорошего, констатировал Максим. — Он, я гляжу, мастер совсем иного профиля. Нравится, а?
