— Довольно! — Осел теперь совсем обезумел от ярости. — Больше ни единого слова! Медведи, сбросьте это… это животное с моста.
— Нет!
— И ты тоже? — простонал осел, когда высокий поросенок загородил от медведей своего коллегу. — Ну, в таком случае и этого сбросьте. Обоих. Когда соблаговолите, — добавил он раздраженно, заметив, что медведи застыли в нерешительности. — Действуйте же!
Медведи продолжали смотреть на осла.
— Но, шеф… — начал один из них.
— Что такое?
— Поросят нельзя кидать с обрывов, шеф. Так не годится.
— Поросята тоже миленькие, — заявил второй медведь. — По правде говоря, поросята очень даже миленькие.
— Дозволено ли мне будет сказать, что я ничего против не имею? — попытался вмешаться Слейд, но его никто не слушал.
Осел принялся хлестать хвостом с такой силой, что тот вдруг оторвался. Один из медведей торопливо приделал его на место.
— Я тоже думаю, что он миленький, — промямлил стражник.
— Да что вы такое несете! — взвыл осел. — Вы же слышали, что оно говорило, какими непотребствами сыпало? Как вы можете оставить жизнь подобному существу? С обрыва его, и немедленно! Если вы оба не хотите отправиться туда же!
— Может, я все-таки прыгну сам, а вы все останетесь здесь? Таким образом…
С быстротой, какой Слейд никак от него не ожидал, осел ринулся в атаку и с разгона опрокинул высокого поросенка на веревку, служившую перилами. С леденящим душу «йи-ик!» поросенок зашатался и свалился вниз.
— О Боже, — закричал его друг, — ты убил Пятачка! Ах ты су…
Осел ринулся на него, но этот поросенок сделал точный шажок влево, так что осел проскочил под веревкой и слетел с моста. Но в то мгновение, когда он уже исчезал под мостом, осел захлестнул хвостом ногу второго поросенка и стащил его за собой. Оба они падали вместе, и их крики слились в единый вопль ужаса, который внезапно оборвался. Медведи подскочили к веревке и перевесились через нее, то ли пытаясь схватить падающих, то ли торопясь занять место в первом ряду. Но результат был единственно возможным, независимо от их намерений: мост всколыхнулся, накренился под тяжестью, и они соскользнули под веревку в бездну. Секундой позже Слейд услышал громкий всплеск.
Он подождал, пока мост не перестал покачиваться, потом осторожненько ступил на него и поглядел вниз. Он смотрел, как течение увлекало всех пятерых животных к бешено клокочущим порогам. И все они прыгали по волнам на спине, задрав ноги вверх. Они выглядели…
…Они выглядели очень миленькими.
Шел ли он неделю, три недели, три месяца — Слейд не знал и знать не хотел. Если его мучил голод, он находил орехи и ягоды. Если его мучила жажда, то даже посреди Великой Пустыни он отыскивал удобные водопои и оазисы с положенными пальмами стандартной высоты и стандартным размером отбрасываемой тени. Его это ничуть не удивляло.
За пустыней начиналась другая страна. Там он тоже наткнулся на говорящих животных, и все они были пушистыми, мягонькими, все были милыми. За этой страной лежала другая страна, а за этой еще одна — все чуть-чуть разные и все по сути одинаковые. Он прошел через страну, где животные не только разговаривали, но еще и пели — там имелись пантера, медведь, питон и множество до чрезвычайности надоедливых обезьян, но никто ему особенно не обрадовался. Когда он наконец добрался до моря, то повстречал говорящих дельфинов, говорящих китов и даже говорящего краба, на которого сумел наступить, прежде чем тот слишком уж разошелся. Всюду, где бы ни ступала его нога, разговаривали все и вся, черт бы их побрал. Кроме людей. Люди были бессловесными. Бессловесными до идиотизма. И это тоже было понятно.
В один прекрасный день много месяцев или лет спустя он шел по пляжу, озаренному ярким солнцем. Он был совсем один — ни единой говорящей чайки или болтливой касатки вокруг. Когда солнце поднялось выше, он огляделся в поисках укрытия от полуденного жара. И случайно заметил, что из берегового обрыва торчит небольшой круглый выступ. Под выступом было почти прохладно, Слейд лег на спину и провел часа два с закрытыми глазами. Он дремал, пока солнце не покинуло зенит и легкое изменение температуры не подсказало ему, что пора двигаться дальше.