– Вот и пиши текст слов и адрес дай, а мы мигом…
Николай Андреевич Райх, получив загадочную телеграмму от шалой дочери: «Венчаюсь вышли сто» – покряхтел, подулся, но деньги выслал. Больше незадачливые путешественники о неприятном не говорили. А чего говорить: билеты в кармане, картошку уже подкапывать можно, соловецкая семга в леднике. Да и друганы на Рожденье, 28-го, не с пустыми руками заявятся.
28-го всю ночь гуляли, теплынь, благодать, макушка лета, даже не перепились – излишка не было, недостаток был. И проснулись веселые. Алешка в лес по грибы засобирался, но Есенин его задержал:
– Какие грибы? Ты че? Мы же с Зиной завтра венчаемся, где у вас церковь, пошли с попом договариваться, скажем, так, мол, и так, война, батюшка, на фронт отправляют, невеста может другого найти, а жена ждать будет, молиться будет, авось жив останусь.
Говорил весело, а ждал взрыва, но Зинаида улыбалась, правда, одними губами, глаза были грустные.
Ни Есенину, ни дочери, ни Мейерхольду – никому никогда Зинаида Николаевна так и не сказала, зачем, по какой такой причине промолчала, когда надо было заявить: выхожу, мол, не замуж, а из игры, пошутковали, и будет. Впрочем, дочери кое-что все-таки попыталась объяснить, но очень уж по-есенински: легкокасательно. Рассказывая историю первого своего замужества, рассказывала так, чтобы Татьяна почувствовала: недаром все это, недаром! Вот ведь и бабке ее, Анне Ивановне, Николай Андреевич Райх предложение сделал тоже в поезде, когда она, двадцатидвухлетняя сирота и бесприданница, поссорившись со старшей сестрой, ехала из Орла в никуда. Ехала в никуда, а сошла в Ростове вместе с незнакомым человеком, выглядевшим ее в вагонной тесноте. Это ли не перст судьбы?
С Богом у Зинаиды Николаевны отношения были сложные, но что браки совершаются на небесах – в это она, провинциальная барышня, верила свято. Даже то, что непредвиденные обстоятельства застали ее почти в тех же местах, где ее отец отбывал ссылку, казалось тогда вещим знаком. Рассказывала, надеясь, что дочь, когда станет совсем взрослой, догадается: именно эта семейная история и оказалась той самой мышкой, что вытащила репку. Если б не странное совпадение, о котором всю дорогу только и думала, да разве пошла бы она под венец с малознакомым и ненадежным человеком? Вот так – в чем была, только плохонькую деревенскую фату да два дешевых позолоченных колечка и купили, а уж на цветы грошиков не было. Жених букетик из полевых колокольчиков да кашки розоватой сообразил. Букетик и до Питера целым доехал и потом с неделю в стакане стоял.
Но Татьяна Сергеевна, при всей ее чуткости, так и не сообразила, с чего бы умная ее мать рассказывает историю своего брака так, что она рифмуется с историей женитьбы ее деда да бабки…
Питер встретил путешественников по русскому Беловодью неласково, по-петербургски: серым скучным дождем. А на сердце, и кажется, у всех троих – еще скучнее. Разошлись, не сговариваясь о встрече. Ганин – к землякам, в ночлежку, Есенин – к неразговорчивым эсерам, на Литейный, Зинаида – к себе, на 8-ю Рождественскую. Так и прожили почти две недели. Есенин в редакции появлялся редко – вертел жернова поэм. Ганин вообще не заходил. По вечерам Зинаида читала Пушкина – славный суворинский фолиант, подаренный теткой за окончание гимназии. С этим «талисманом» Зинаида никогда не расставалась. Пушкин был исчитан вдоль и поперек, но на этот раз она не читала, а ставила пушкинскую «Метель», сама ставила, придумывая «в уме» декорации и костюмы, сама играла – как бы Марью Гавриловну, а вообще-то самое себя. Особенно удавался конец, не самый конец, чуть раньше:
«– Боже мой! – закричала Марья Гавриловна, – и вы не знаете, что сделалось с бедной вашей женой?
– Не знаю, – отвечал Бурмин, – не знаю, как зовут деревню, где я венчался…»
Ни Есенин, ни Райх не умудрились узнать название села, к которому была приписана церковь, где они так легкомысленно и странно обвенчались. Приехали к венцу уже с вещами и на той же телеге отправились на вокзал. Имя церкви, однако, запомнили: Кирика и Иулитты, а про деревню не спросили: опаздывали на поезд, не до мелочей было. И вдруг недели через две Зинаида Николаевна пришла на работу, а Есенин уже там – ждал:
