Ганзориг молча глядел на экран. Близнецы ждали. Наконец, он произнёс:
— Вы всё ему прощаете. Что бы он ни сделал. Даже такое!
— Адмирал, мы не прощаем, — Джулиус покачал головой. — Но всё несколько сложнее, чем кажется…
— Неужели? — саркастически воскликнул Ганзориг. — Ещё сложнее, чем сейчас?
— Это трудно объяснить. Должен признаться, мы разделяем тревогу Кана.
Брови Ганзорига поползли вверх.
— Тревогу? Надеюсь, вы не собираетесь разделять ещё и способы её выражения?
— Мы постараемся, — сдержанно улыбнулся Джулиус. — И всё же. Со всеми этими неприятностями мы будем разбираться, когда вернёмся на Землю. А пока — да, энтропия постепенно увеличивается.
Такое объяснение Ганзорига не устроило, но времени было мало, и он спросил:
— Как сейчас Тома?
— Глаз она лишилась, — ответил Франц. — На Земле ей вырастят новые, но ими она тоже не сможет видеть — её проблемы связаны не с глазами. Не знаю, зачем он это сделал, а Тома ничего не говорит. И вряд ли скажет.
— Ясно, — пробормотал Ганзориг, хотя ничего ему не было ясно. — Значит, «Эрлик» остался без врача.
— Мы пришлём вам Вайдица, а Ева вернётся через несколько дней. У вас какие-то проблемы?
— Нет. Но если он начнёт кидаться на людей, я не стану просто на это смотреть.
— Адмирал, вы нам тоже нужны, — усмехнулся Франц. — Вам с ним не справиться.
— Это неизвестно, — процедил разозлённый Ганзориг. На соседнем мониторе появилось зернистое монохромное изображение: проснулся зонд, висевший между двумя кораблями, но пространство, которое он осматривал, было пустым — оборотень уже промчался мимо. — Что-нибудь ещё? — спросил он.
— Берегите себя, — ответил Франц. — И пожалуйста, не геройствуйте. Утром мы переправим телескоп.
В оранжевом свете неба, среди лениво парящих структур тумана, «Эрлик» возвышался над ним, словно «Летучий Голландец», вмёрзший в серые льды за пределами времён. Кан забрался на палубу, но не успел сделать и нескольких шагов, как в голову ему упёрлось автоматное дуло. Он слегка отстранился от обжигающего ледяного металла.
— Мистер Ди, — произнёс Ганзориг. — Извольте знать: мне не нужен помощник, который калечит экипаж и не в состоянии держать себя в руках. Я должен быть уверен, что в любой ситуации могу на вас положиться. Сегодня вы серьёзно подорвали мою уверенность. На своём корабле я ничего подобного не потерплю. Это ясно?
— Да, сэр, — ответил Кан. Ганзориг опустил оружие.
— Есть то, что я должен знать? — спросил он. — Близнецы обеспокоены — правда, не до такой степени, как вы.
— Я бы в них разочаровался, будь им всё равно.
— Готов внимательно вас выслушать.
Кан посмотрел на адмирала.
— Хорошо, — сказал он. — Наверное, с вами я должен был поговорить уже давно. Но только не здесь. — Оборотень кивнул в сторону входной двери. — Если вы не против.
Они сидели в медотсеке, глядя на Тому, спавшую за пластиковым стеклом. Ева обещала, что как только раны заживут, она наполнит глазницы гелем, который останется там до возвращения домой. Тома не отвечала на вопросы и вела себя так, словно происшествие её не задело, хотя это была неправда — Саар видела, что при всей своей новой уверенности она уязвлена.
— Вы знаете, что произошло? — наконец, спросила Ева.
— Кажется, догадываюсь. Он много раз говорил, что из-за своего дара Тома может управлять событиями экспедиции так, как ей вздумается. Я не относилась к его словам серьёзно, но теперь… Ещё я сказала ему, что Тома хочет посетить Источник и вылечить глаза.
— Понятно, — кивнула Ева. — Это не нападение. Это жест.
Этот жест, подумала Саар, слишком уж интимный.
— Что вы чувствуете?
Саар отвела взгляд от Томы и посмотрела на врача. Она понимала, почему Ева об этом спрашивает, но не хотела скрывать правду.
— Я злюсь. Он слишком много о ней думает.
Вдвоём с Гаретом они вытащили на палубу ящик с телескопом, собрали его и направили в небеса.
— Нет нужды торчать на холоде, — сказал физик. — Я поставлю программу, так что сиди себе в аппаратной и жми на кнопки.
— На что мне обращать внимание? — спросил Кан. Гарет посмотрел вверх.
— Как ты думаешь, сколько до потолка? — спросил он.
— Километра три-четыре, — предположил Кан.