Тома не ответила.
— Саар — твоя бабушка?
— Не родная. Она меня учит.
— Она тебе рассказывала о братьях Морган?
— Нет, — немного удивлённо ответила Тома. — А что она должна была о них рассказать?
— Они — сросшиеся близнецы! — прошептал Вальтер девушке на ухо.
— Какие? — нахмурилась Тома.
Вальтер как мог описал внешний вид братьев, с удовольствием наблюдая за пробуждающимся в ней интересом.
— Бедняги, — сказала она, когда Вальтер закончил своё описание. — Вот так судьба…
— Ну, по-моему, чувствуют они себя неплохо, — ответил Вальтер, не желая создавать у неё впечатление, будто братьям Морган требуется чьё-то сочувствие.
Они почти дошли до коридора, где были их каюты, как вдруг Вальтера осенило.
— Слушай, а давай сейчас сходим к врачу, поставим имплант, а потом заберём сумки?
— Что такое имплант?
Ему было о чём ей рассказать, пока они возвращались, искали, у кого бы спросить, где находится кабинет врача, а после бродили по кораблю в поисках медицинского отделения. Вальтер чувствовал себя окрылённым. В кабинете он смотрел, как Тома приподнимает короткий рукав футболки, и врач прикладывает к её плечу прибор с широким раструбом, откуда выстреливал имплант. Потом наступила очередь Вальтера; микросхема внедрила в кожу тонкие усики, но он почувствовал только лёгкое жжение.
— И чем ты занимался в Африке? — спросила Тома, когда они шли в хозяйственную часть за сумками. — Что это за Источник?
Вальтер обрадовался, что девушка разговорилась. Он прочёл ей краткую лекцию об Источнике, вызвав целый шквал вопросов.
— Но как понять, что судьба изменилась? — спрашивала Тома. — В жизни всегда что-нибудь происходит — как отличить изменение судьбы от её проявления?
— Не знаю, — отвечал Вальтер. — Для меня изменением было то, что меня сделали жрецом. Да и приглашение сюда — большая перемена.
— Как ты считаешь, если я выпью эту воду, то смогу видеть?
— Да вроде ты неплохо ориентируешься во всех этих коридорах, — ответил Вальтер. — Будто воспринимаешь их другими органами чувств.
— Так и есть. Но всё равно, как ты думаешь, смогу? Туда приходили слепые?
— Приходили. Правда, люди выздоравливают не мгновенно, и я не знаю, как у них потом складывается жизнь.
— Только я боюсь, что если начну видеть, то потеряю свой дар, — призналась Тома. — А он — всё, что у меня есть.
Вальтер посмотрел на неё и подумал: дар, о котором она говорила, далеко не всё, что у неё имеется.
Скоро они дошли до цели своего похода, где им выдали два плотно набитых рюкзака. Поразмыслив, Вальтер взял рюкзак и для Кана. Нагрузив себя, он вместе с Томой отправился обратно. Путешествие в аномалию из опасного приключения грозило превратиться в нечто гораздо более приятное.
Кан поднялся на верхнюю палубу и остановился у борта, отойдя подальше от занятых своими делами легионеров. Он рассматривал сухогруз, на который завтра взойдёт, и не чувствовал никакого энтузиазма. Обычно он был рад выбраться из Шотландии, но сейчас его тяготило такое количество людей вокруг и невозможность побыть в одиночестве. Ему хотелось пустого пространства холмов, снега и камней, ему хотелось под землю, в темноту, к привычным запахам и тишине.
Из нескольких лекций адмирала он узнал много нового, прежде неведомого. Сам он ни разу не видел Соседей, а если и видел, то принимал их за самолёты. Он не интересовался тем, что наверху — только тем, что внизу и ещё ниже. Но лекции были интересными, как и стоявшая перед ними задача, о которой Кан иногда размышлял, чувствуя вслед за Ганзоригом недосказанность в словах братьев. Однако лекции читались только по утрам, а в остальное время он, предоставленный самому себе, принимал животную форму и уходил вглубь корабля, под палубы, к машинному отделению, которое напоминало ему подземелья, хоть и было над водой. Он забирался под трубы, откуда наблюдал за механиками или дремал, не видя никаких снов и почти не ощущая свою человеческую душу. Вечерами, на закате, он поднимался на верхнюю палубу, ложился у вертолёта, прислонившись спиной к нагретому за день колесу, и следил за тренировками лётчиков, которые быстро привыкли к чёрному оборотню и даже успели сочинить о нём несколько шуток. Когда же он возвращал себе человеческий облик, то размышлял, как его отец сумел устроить так, чтобы он принял участие в этой экспедиции? Было ли это наказанием для Кана, или это было его шансом на прощение?
