— Когда она вышла из транса, у неё случилась такая истерика, что мы обе не спали всю ночь. Но ответа я так и не добилась. Советую как следует позаботиться о безопасности. Не знаю, какой стратег ваш адмирал, но мальчик, на которого вы решили опереться, не внушает уверенности, разве что он орудует своими железными когтями так же хорошо, как расчёской по утрам.
Джулиус расхохотался. Улыбнулся даже Франц. И вдруг Саар поняла, что в эту минуту с ней происходило нечто удивительное. Она хотела им понравиться, несмотря на всё, что о них думала.
Трудно было отрицать, что если бы эти двое родились в своих собственных, отдельных телах, она бы постаралась найти к ним подход. Саар любила мужчин, пусть даже причины для сближения с ними были сугубо прагматическими. Не будь эти двое отмечены самой природой как ядовитые твари, они бы непременно стали объектом её пристального внимания.
— Хорошо, — сказал Франц. — Мы надеемся, вы сообщите нам, если до отбытия она увидит нечто важное. И объясните ей, будьте добры, что она — наш лоцман в том море вероятностей, куда мы завтра отправимся. Мы будем использовать её всё время, каждый день, так что вселите в неё побольше смелости и уверенности. Нам бы не хотелось держать вашу подопечную в постоянном страхе.
Ганзориг догнал Фостера на выходе из зала и увёл в свою каюту, где их не могли подслушать случайные или неслучайные уши.
— Варавва, что вы знаете о молодом Ди? — спросил он.
— На днях я задал себе тот же вопрос, — ответил Фостер, кивнув в знак того, что понимает беспокойство Ганзорига. — Я вам говорил, что это был не мой кандидат, а кандидат братьев. Вначале я подумал, что их интересует вампир, но мне неизвестна природа их связи… вряд ли она вообще кому-нибудь известна, кроме них самих. О таких личных вещах не говорят, а тем более о них не будет говорить человек, воспитанный пхугом. Значит, братьев привлекло что-то ещё. Я попробовал навести о нём справки, но безуспешно. Всё, что я нашёл, это место его жительства и род занятий. Он рыбак и фермер на севере Шотландии. Ловит рыбу, разводит овец, коров и прочую живность.
— Ха! — сказал Ганзориг. — Он такой же фермер, как я — цветовод. Братья заменили им стратегического советника.
— Они заменили его вами, — поправил Фостер.
— И им. Силовое решение — помните?
Фостер молчал.
— Он должен был засветиться для Легиона помимо своего симбионта и имени отца. Как вы думаете, мог он работать с братьям над какими-нибудь их проектами? Неофициально, так сказать.
— Я не могу представить его в роли учёного, — сказал Фостер.
— А в роли кого можете?
Фостер посмотрел в иллюминатор на синеющее вечернее небо и невидимую аномалию.
— Учитывая всё вышесказанное, — произнёс он, — только в роли ассасина.
Вальтер не мог не воспользоваться ситуацией. Последний раз он касался женщины шесть лет назад. Сейчас ему казалось, что с тех пор прошла целая вечность. В школе с ним не дружили даже самые некрасивые девочки, а популярные просто не замечали. В больнице с общением стало проще, но там он видел, что к нему относятся снисходительно. Он не был привлекательным, остроумным и перспективным. У него не имелось ни полезных талантов, ни родительских денег. Его первый и последний сексуальный опыт произошёл на вечеринке с пьяной женщиной в два раза старше него. Утром он думал об этом с отвращением и ужасом. А Тома была прекрасной девушкой, чей вечно испуганный вид вызывал у Вальтера желание её защитить. Он не представлял, что такого умеет Тома, что могло бы заинтересовать братьев и пригодиться в аномалии — о дереве вероятностей он ничего не знал, а братья не объяснили, уверенные, что это и так всем известно.
Они шли по коридорам авианосца, и Вальтер пытался завязать разговор.
— Ты понимаешь по-немецки или по-английски?
— Немного по-английски, — ответила Тома. Она была так напряжена, что Вальтеру казалось, будто её рука сделана из дерева.
— Я понимаю все языки, так что можешь говорить на своём родном. Ты откуда?
— Издалека, — сказала Тома. — Из Сибири.
— А я — из Германии. Последние пять лет жил в Африке, у Источника, был там жрецом.
