— Почему братья не переедут на «Эрлик»?
— Они туда не слишком рвутся. До сих пор неизвестно, что там случилось. Здесь как-то спокойнее.
«Как в могиле», подумал адмирал.
— Я бы хотел с ними поговорить, — сказал он.
Близнецы пригласили его к себе. В отличие от остальных, побывавших в гостях у братьев Морган, их каюта не показалась ему экстравагантной, неуютной или зловещей. Он впервые увидел Балгура — тот стоял за спинами близнецов и смотрел на него внимательным кошачьим взглядом, — но счёл естественным наличие фамилиара, повидав в роли слуги куда более экзотических существ. Не найдя стула, Ганзориг сел на кровать. «Знают ведь, о чём я хочу говорить, — с неудовольствием подумал он. — Как же мы все предсказуемы». Разочарованный этой мыслью, он начал с другого.
— Если я правильно понимаю, оранжевое небо над «Эрликом» не такое безобидное, каким казалось до сих пор. Зонд пропал всего через несколько часов полёта. Кан высказался на этот счёт, но мне бы хотелось послушать вас. Корабль стоит прямо под этим… — он поискал нужное слово, — явлением.
— У нас нет окончательной версии, — ответил Франц. — В определённом смысле его природа фрактальна. Компьютер нашёл в нём самоподобия, повторяющиеся фигуры. На третьем цикле зонд пропал, потому что пространство искривляется, как раковина улитки, и сигнал рассеивается прежде, чем успевает дойти. Но физически зонд существует и будет двигаться, пока не кончится его заряд, или его не разорвёт гравитацией.
— Самоподобие? — переспросил Ганзориг. — Мне казалось, это лишь туман и геометрические фигуры.
— Человеческий глаз не замечает повторов — фигур много, а повторяющиеся структуры, которые они образуют, занимают много километров. С корабля вы видите сплошное оранжевое небо, но это иллюзия. Для наблюдателя дальние фигуры сливаются, их движение образует все эти нагромождения арок и цилиндров, но чем ниже, тем разреженнее выглядит туман, хотя он такой везде.
— Франц сказал, что у нас нет версий, — взял слово Джулиус. — Это не совсем так. У нас их несколько, хотя все они недоказуемы и даже несколько поэтичны. Что, конечно, не делает их менее вероятными.
— Ошибка кода, — подсказал Ганзориг.
Джулиус улыбнулся.
— Симуляция — забавный вариант, хотя сути она не меняет. Для жителей неважно, кто создал их вселенную, Бог или учёные сверхцивилизации. Изнутри результат выглядит одинаково.
— Как-то обидно обращать свои молитвы Творцу, который просто наблюдает или ставит над тобой опыты, — заметил Ганзориг.
— Они могли заложить во вселенную возможность обратной связи, закон, который действует на основе определённого алгоритма. Но что если их вообще не волнуют такие мелкие детали, как жизнь на планетах? Жизнь — побочный продукт распада звёзд, и именно звёзды и галактики могут интересовать тех, кто запустил симуляцию. В космосе очень много странных вещей, ради которых его бы стоило создать. Игры с гравитацией, например… К тому же, разные модели вселенных будут развиваться по-разному, и это тоже интересно.
— Значит, фигуры не могут указывать на ошибку кода?
— Если код существует, он проявляется на квантовом уровне. У нас нет возможности забираться так глубоко.
— Хорошо, а что вы говорили о гравитации? Думаете, внутри этой раковины она растёт?
— Как вариант, — ответил Франц. — В этом случае фрактальное пространство упирается в гравитационную сингулярность.
Ганзориг изумлённо поднял брови.
— Хотите сказать, в чёрную дыру?
— Например, — кивнул близнец. — Хотя и здесь есть место парадоксу: с этой стороны фрактал конечен, и в теории зонд может долететь до его начала, но с той стороны гипотетический зонд, попав в чёрную дыру, никогда никуда не долетит.
Внезапно фамилиар положил руки им на плечи, и братья синхронно улыбнулись. По коже Ганзорига пробежали мурашки — у него возникло впечатление, будто эти трое на миг слились в единое существо, смотревшее на него из каких-то чуждых ему пространств. Может, так оно и есть, подумал он и отогнал от себя эту мысль, вернувшись ради собственного душевного спокойствия к теме разговора.
— Поймите, адмирал, мы здесь лишние, — продолжал Франц. — В таких местах не должно быть никого, кто способен анализировать среду. Никто не знает и не узнает, что здесь происходит в отсутствие наблюдателя. То, что мы видим — образы, метафоры, фигуры речи. Нет никакого тумана, оранжевого света и даже холода. Есть
