Старик протянул мне матовую рукоять клинка. Она вошла в руку, словно влитая, и сам меч оказался легок, словно игрушка. Воздух свистел под лезвием клинка, и обращаться с ним было столь легко, что показалось, будто он сам подстраивается под мою руку, абсолютно не заботясь о моем навыке фехтования.
‑ Да, прекрасный клинок, ‑ с теплотой в голосе сказал Хелмадра. ‑ А в единении с Вашим кинжалом он будет просто великолепен.
‑ Откуда ты знаешь? ‑ спросил я.
‑ Душегуб и Кровопийца. Они всегда шли рука об руку, господин. Как и Ваш замечательный кафтан. Они принадлежали одному очень известному вампиру, Спартезу Освободителю. Не помню точно, за что он получил такое прозвище, но он сразил многих врагов этим замечательным оружием.
‑ И что же с ним произошло, если эти клинки так хороши?
‑ Погиб в благородной дуэли, господин. Спартез был весьма крутого нрава и вызывал на поединок всякого, кто косо глядел на него. Один чародей‑отшельник, Синезий, разбил его череп своим жезлом, не дав сделать ни единого удара. Но почему‑то мне кажется, Вам эти клинки пригодятся больше, чем ему.
‑ Ты что‑то недоговариваешь, старик.
Хелмадра на секунду смутился, словно действительно пытался что‑то скрыть.
‑ У каждой вещи своя история, господин, ‑ тихо сказал он, ‑ и эта история тянется не только из прошлого в настоящее, но и в далекое будущее. Господин Зеин говорил, что я вижу истинную суть вещей, но я так и не понял, что он имел ввиду. Но он мне доверял. Так же, как и Вам.
‑ В последнее время я только и слышу, что о доверии и Зеине, ‑ сказал я, принимая из рук старика ножны. Попытался пристроить их к поясу. ‑ Неужели он был настолько мудр, что никто о нем дурного слова не скажет?
‑ Воистину так, господин Бральди! Господин Зеин практически руководил советом Архимагов, когда большинство волшебников погрязли в своих распрях. И поверьте, добрейшего и мудрейшего чародея этот мир не видел и вряд ли встретит вновь!
Ножны без проблем приладились к поясу. Судя по ухмылке Хелмадры, он считал мой образ окончательно завершенным. Все‑таки он что‑то недоговаривает. Все недоговаривают. У всех свои планы, даже у такого маленького человека, как бывший вестиарий.
‑ Прекрасные линии, господин Бральди, ‑ сказал он, захлопнув стеклянную крышку хранилища. ‑ Что ж, надеюсь, Вы примените эти дары с пользой для себя. А сейчас мне пора, господин Зигефт не любит проволочек. Хотя, казалось бы, куда тут спешить… Ой, простите, я опять задумался! До скорой встречи! Да хранят Вас Боги.
‑ До встречи, Хелмадра.
Я пожал на прощание его немощную руку.
‑ Господин Бральди! ‑ окликнул он меня, едва я отошел. ‑ Кажется, Вам стоит посетить свои покои.
‑ С чего ты взял, старик? ‑ спросил я.
‑ Нити тянутся, господин. Идите, Вас ждут важные дела.
‑ Хорошо.
Ничего хорошего. Старик водит меня за нос, но какая ему с этого польза? Молох его послал? Ну конечно же Молох, кто бы еще позволил красть из своих запасов заколдованные клинки! Но какая ему польза? Он все равно знает больше, чем я могу ему дать. Не верить чародеям! Но, черт побери, как же без них?!
Кукольник‑Кукольник, куда же ты тянешь свои нити?
* * *
Дернув ручку входной двери, я точно не ожидал увидеть там то, что увидел.
‑ Эльза, что ты здесь делаешь?
Пророчица сидела на моей кровати, водя туманным, но почему‑то счастливым взглядом по комнате, переводя взгляд с комода на умывальник и похоже, ей это нисколько не надоедало.
‑ Эльза, ‑ сказал я, приблизившись к ней, ‑ иди к себе, Кларисса наверняка уже вне себя от страха.
Девушка не ответила. О Боги, и что имел ввиду Кукольник, направляя меня сюда? Что мне теперь с ней делать? Если Кларисса найдет ее здесь, наверняка схватится за меч. Тяжело вздохнув, я сел на край матово черного одеяла.
‑ Она не забыла Аннукара, ‑ прошептала пророчица, устремившись взглядом куда‑то сквозь входную дверь.
‑ И что с того?
‑ Матушка не рада этому имени. Но она все время молчит о нем, я слышу. Аннукар пожирает ее сердце даже сейчас.
‑ Кем он был, Эльза?
‑ Он снился тебе, Барон, ты должен его помнить. Но не помнишь. Время еще не пришло. Но матушка знала его не так, как ты. Аннукар был для нее тем, ради чего она когда‑то жила. В ней молчит обида. И любовь. Они перебивают друг друга, кричат, но никто не слышит. И она постоянно молчит о тебе, Барон.
