По сути, X в. стал веком культурной экспансии: дух, ускоренный движением событий, духовных и политических, нашел выход в искусстве – в литературе поразительной глубины и красоты, которая вышла за рамки национальных границ и заняла особое место среди творений общемировой культуры.
III
В литературном мире той эпохи автор «Вёлуспы» занимает особое место. Его поэма выделяется из других литературных трудов того времени благодаря главной идее, которая сшивает стихи столь же прочно, как и звенья в цепи рассуждений, и вдохновенной, напряженной до дрожи поэзии. По мнению автора, ход истории определяется вторжением в мир неправедности и раздора. Жизнь по сути своей трагична, и эту трагедию спровоцировали сами боги. Они обрели власть с помощью обмана и насилия, а потому их мир страдает от внутренней слабости. После первой войны жизнь приобрела тайный груз вины, который движется под воздействием своего собственного импульса и неудержимо несет богов и людей в бездну смерти. Чтобы сохранить честь и удачу, боги должны снова и снова прибегать к хитрости и предательству; превознося истину, закон и красоту, они не оставляют извилистого пути обмана; чтобы не попасть в когтистые лапы чудовищ, они должать отражать их коварные происки еще более изощренной хитростью.
Каждой своей победой, одержанной над силами тьмы и жестокости, боги сеют семена разрушения и смерти. Традиционные сцены в мифах организованы поэтом так, чтобы показать, как посеянное семя прорастает, тянется к солнцу, набирает колос, чтобы быть сжатым в Судный день – Рагнарёк.
Первая тень была брошена на мир, когда «в войско метнул Один копье», – началась первая война с ванами. Противостояние возобновилось, когда великан не получил обещанной награды, о чем говорится в 25—26-м стихах «Вёлуспы»: «…Крепкие были / попраны клятвы, / тот договор, / что досель соблюдался».
С помощью этих сцен поэт сообщает нам о своем видении мира, в котором смертные люди движутся на ощупь, ослепленные деяниями богов. Гибель Бальдра – предвозвестник Апокалипсиса, в котором гибнут люди, попираются священные законы жизни. Тени удлиняются и собираются на горизонте в черное облако, из обиталища демонов вырывается пламя:
>57 Солнце померкло,
земля тонет в море,
срываются с неба
светлые звезды,
пламя бушует
питателя жизни,
жар нестерпимый
до неба доходит.
Но поэт не заканчивает на этой ноте отчаяния. Он смотрит вперед, надеясь на возрождение, на появление нового мира, мира праведных. Проклятие само себя выжигает, боги и люди входят в новую жизнь, наполненную честью и удачей фрита; владыка мира спускается с небес:
>65 Нисходит тогда
мира владыка,
правящий всем
властелин могучий.
Смерть будет изгнана из мира: последнее видение, прошедшее перед глазами поэта, – черный дракон, «под крыльями трупы», исчезающий в зияющей бездне.
Поэт, будучи человеком Севера, не был ревностным приверженцем культа Тора и Одина, как представляло себе поколение романтических историков. Нельзя считать его и приверженцем новой веры. Он не исповедовал ни христианской, ни языческой религии. Его вера сохраняла связь с идеалами и чувствами большинства норвежцев, живших в эпоху викингов, но она обладала оригинальностью и была исповедью одной души. Вероятно, религия «Прорицания» имела лишь одного приверженца, и все же человек, которому явилось это видение, занимает свое место среди величайших пророков мира.
IV
Мощь и величие «Вёлуспы» в значительной степени обусловлены могучей силой ее образов. Местами стихи похожи на деревья, терзаемые порывами ветра, – в них слышатся стоны и завывания, местами они наполняются мягким, снизошедшим с небес светом, как в строках, где поэт живописует возрожденный мир:
>59 Видит она:
вздымается снова
из моря земля,
зеленея, как прежде;
падают воды,
орел пролетает,
рыбу из волн
хочет он выловить.
Поэт достигает эффекта, не прибегая к развернутым описаниям. Захватывающая образность, визуальная ясность и ошеломляющая непредсказуемость возникают благодаря немногословной аллюзивности и необычайно точному, лаконичному словоупотреблению. Он никогда не раскрывает событий драмы, парой смелых штрихов он лишь обрисовывает ситуацию, а рассказ заключается в расстановке фактов и отношении к ним главных героев. Помимо аллюзивной, почти импрессионистической живости действия, подбором слов и образов порождается сверхъестественная сила, которую невозможно постичь и тем более объяснить, анализируя поэтические приемы автора.
