В книгах прошлое людей имеет законченный и заведомо совершенный вид, а жизнь текуча, и переживая передрягу, не знаешь, не чувствуешь еще этой будущей законченности. Силен и спокоен тот, кто уже видит ее.
Белый иней на деревьях по свинцовому небу. Как все по осени особенно первобытно — грубо наколотые дрова вокруг печки, обледенелое парящее ведро.
6 нбр. Пришел с Ручьев. Бродь. Пошлялся еще по тайге зачем-то, хотел дорогу себе сделать с той стороны, но крутанул южнее и потом пришлось пробираться к Тынепу, хочется и хребтом насторожить и крюка не давать. По Тынепу хорошо идти, лед в пуху. Шел и радовался, погода хорошая, ясная, меньше 30-ти, а на Острове столько жито-пережито, и вот я сюда подхожу с тех верхних краев.
Сигаретки две оказались. Сигаретки выкурены, кофий попит, сухарики поджарены и съедены. Остался Бунин. Не съесть и не выкурить.
7нбр. Сегодня был хороший день. По-своему образцовый. Погода ясная, но не холодная, с далеким полосами облаков, с ясным небом и щедрым солнцем, с синим чистейшим снегом, со следом за лыжами, как на мороженом в блюде, таким осязательным, плотным, вкусным, будто снег — ценнейший прекраснейший материал, коему только нет применения.
Пришел, сходил по воду, по ледку твердому, к черному глазу, принес-поколол дровец, пожарил белого-белого рябчика. Так наелся с рисом, что чувствую: я во главе с головой — придаток к набитому брюху. Задул лампу (солярки мало), проспал до 9 часов. Читал Бунина.
9 нбр. Мороз, раздери его собаки, продолжается. Правда пробежали под вечер какие-то тучки-полосы, а сейчас опять чисто. Пришел на Остров, насторожил пару кулемок, пролубку утеплил, нагрел в тазу собачьем воды, сходил пешком по деревянной от мороза лыжне за пихточкой, да помыл "голова" и ноги попарил. Капитально. Пятки оказались розовыми.
Снилась всякая ерунда, то ли от жары (в печке березовая чурка разгорелась), будто я маленький сбился с дороги между каких-то деревень-лесов и или заснул или потерял сознание, и меня нашли с фонариком, очень неприятно, будто с того света вернули.
Об "осторожном дне": Сегодне все делано осторожно, чтобы что-то не вспугнуть, может быть полную тишину, и опять красота освещенных лампой (чистое стекло) мелко наколотых, стоящий вокруг печки дров, бродень починенный висит — вот где совершенство.
Думал о смысле существования, о тоске и творчестве, о красоте. Пусть будет себе краса, нечего мне от нее проку ждать, служи ей, да пиши о ней.
11 нбр. Пришел с Острова. Колотун. Сейчас 40, шестой час, окно пока не оттаяло, небо на западе в зелень. Уже за 40, печку топлю, сейчас набил как следует — окно оттает, 8 часов. Под впечатлением "Захара Воробьева". До чего чудо-писатель, кажется, он ближе всего к Тургеневу.
Ночь темна, безлунна, еще чернее от черного пара, который выдыхаешь, звезды горят и мрачно мигает огнем летящий на юг самолет. 43 на дворе. Все это надо будет куда-то приспособить: ночь, запах дыма и мороза. Люди, удивительно — куда ни прибудь — живут своими домами, идут темным вечером в тепло и в окнах неподвижно горит свет. В каждом городе, в каждой деревне сотни людей, стоит зайти в дом, и узнаешь, кого никогда не знал, жизнь придумает сразу что-то подробнейшее, о чем не подозревал, и эта неутомимость жизненной фантазии, как игра. Деревня, мимо проехал — и проехал. Заехал и узнал этого мужика, вроде Павлика, того, вроде дяди Васи.
14 нбр. Принес 1 соболя с двух дорог. Сегодня добыл молодого глухарька — какой вкусный, просто сил нет! И жареный и вареный.
15 нбр. Пришел с Чайного. И хрен с маслом добыл. Настроение было не фонтан, ходишь-ходишь, рвешь хрип — и все зря.
27 нбр. Ровно две недели как меня здесь не было. Я ушел на Остров, потом на Молчановский, волнуясь, потому что уже очень хотелось наконец увидеть Толяна, которого тогда не повидал. Прихожу — снег все присыпал. Думаю, ладно, будто и не прислушиваюсь, и не жду никого. Включил приемник погромче, на нары прилег, и вроде как грохот какой-то, вроде в приемнике, вдруг — нет, за дверью Нордик ревет (а Алтус на дороге остался, лаять некому). Выхожу — Толян, куржак в бороде, разворачивает Нордик за лыжи, Нордик длинный, весь в снегу, лыжи вдоль засунуты, в багажнике поняга. Толян говорит: " Сразу тебе задницу мылить? Ты к седьмому сюда собирался. Тут медведи повылезали и стали нашего брата-охотничка хряпать. Двух сх… — кали.
