13 окт. Приехал с Майгушаши. Дождь. Там таскал груз по рыхлому снегу. Первую ночь спал, завесив дверной проем рубероидом. Потом сделал дверь из трех плах, выпиленных позапрошлой весной. Они так и стояли, как я их поставил, только просохшие и обветренные. Вчера вечером повалил снег, сегодня утром — опять дождь. Сегодня примчался сюда пулей, мокрый как мышь. Проскакал по трем порогам в считанные секунды, вспоминая, какой копоти они дали мне, когда подымался вверх с грузом. В главном длинном пороге я не мог поднять центральный слив, пришлось найти боковой. Длинная шивера ниже поражала тугой прозрачной водой и под ней — камнями в ярко-желтом мхе.
Сейчас я на Ручьях в большой избушке. Здесь всей душой и телом отдыхаю, даже неохота серьезно читать: и так отлично. Как-то отпустило: продукты на Майгушаше, завтра поеду на Остров снимать капканы. Ни о каком творчестве говорить пока не приходится, жду зимы, порядка, распорядка. Думал о том, что хочется чего-то сильного, вечного. Как хорошо в обжитых местах, на знакомой реке, в своей избушке! Оказалось, что я потерял /спутал/ день, завтра 14.
17 окт. А я считал, что 16. Спутало радио, передающее вчерашние программы. С утра был еще на Острове. Чистил карбюратор от льда, потом плюнул и поджег его, он сразу заработал. Минус десять. Очень высокая вода, как весной. Ехал вверх, не жалея мотора, заставляя его "орать", как гоночный в порогах, чтобы хоть как-то двигаться. Ехал вдоль берега, экономя бензин /бешеное течение/, по шуге, по весенней воде, вдоль снежных берегов. С лодки заметил на берегу в лесу соболя, он смешно скакал, подпрыгивая. Принял меры. Заколел как пес. Стал отниматься палец и пришлось прямо на ходу разуться и тереть его рукой всю дорогу. Сам над собой смеялся: все руки заняты, в одной румпель, в другой палец. Подо мной обледенелая деревянная лодка, а вокруг белая пена и зеленое крошево шуги. После чая сбегал в лес и добыл еще одного соболя, у него, правда был черный хвост. Слышал какую-то сову. У-у-у! У-у-у!
18 октября. Мороз. Ездил на ту сторону снимать капканы. Утром мотор так замерз, что пришлось разводить костер и жарить его, как барана. Добыл четырех Петек (глухарей). Первого стрелял и "испортил", он улетел куда-то с моей пулькой. Алтус вспугнул его на краю тундры. Глухарь меня не видел, взлетел, смешно хрюкая и, косясь на Алтуса, взгромоздился на листвень. Когда я возвращался — нашел его истекающим кровью на своей дороге далеко от этого места. Совпадение.
19 окт. Ветер.
22 окт. Сегодня утром мимо избушки пробежал Волк. Пришел сверху, увидел лодку, поднялся по ручью и "ушел в хребет". Сообщил Алтус, который скакал козлом, лаял, носился, озирался на хозяина и задирал ногу у каждого деревца. Ходил в сторону Майгушаши. Попало два соболя.
25 окт. Пришел с Майгушаши мокрый, как мышь. Абсолютно мокрый. С полными воды калошками бродней. У меня девять соболей. Волк опять тут. Гнал навстречу мне зайца, которого Алтус на свое счастье перехватил и угнал. Волк услышав нас свернул. Погода ноль градусов. Снего-дождь. Не устроить ли завтра выходной?
26 окт. Возможно настоящим писателем становятся, когда перестают существовать в настоящем, когда начинают творить из прошлого для будущего, когда невозможным становится жить настоящим, жить вне этого творчества. Сегодня О, снег, дождь, выходной, первый почти за три недели. Думал о противоречии между теплым нутром избушки, ее условными стенами, вещами, уютом и тем, что снаружи.
27 окт. Добыл норку. Сидела на елке над Алтусом. Минус 15, корка, она, видимо, не смогла занырнуть под снег. Ходил вниз. Добыл каждой твари по штуке: норку, белку, копалуху и соболя.
Ребенок недооценивает важность жизни родителей. Ему, как и всякому человеку, кажется, что самое главное это его жизнь, а что родители, которым уже какое-то огромное количество лет — это все прошлое. Ребенок только когда вырастет, догадается, что пока он рос, спал, играл, родители жили жизнь, веселились, плакали, пили, работали, проживали что-то смертельно важное и главное, проживали счастливую и горькую середину жизни. Но все важно. Все остается, не пропадает.
