— Я ошиблась насчет первого. Его тесты достаточно хороши, но характер не подходит для Боевой школы.
— Из тех тестов, которые вы мне показывали, этого не следует.
— Он очень умен. Он выдает нужные ответы, но в них просвечивает ложь.
— И каким же тестом вы воспользовались, чтобы установить это?
— Он совершил убийство.
— Да, это плохо. А как насчет второго? Как вы полагаете, что мне делать с таким малышом? Когда выуживаешь такую рыбешку, то правильнее бросать ее обратно в реку.
— Учите его. Кормите. Он подрастет.
— Мне кажется, у него нет даже имени?
— Нет есть.
— Боб? Это не имя. Скорее чья-то шутка.
— Все будет иначе, когда он подрастет.
— Ладно, держите его у себя, пока ему не стукнет пять. Сделайте для него все что сможете, а потом покажете мне результаты.
— Мне надо искать детей. Других.
— Нет, сестра Карлотта, не надо. За все годы поисков — это самая важная ваша находка. А время такое, что сейчас мы уже не можем терять его на новые поиски. Доведите этого кандидата до ума, и с точки зрения МКФ, вы сделаете жизненно важное дело.
— Вы пугаете меня, говоря, что времени не осталось?
— Не понял. Христиане уже несколько тысячелетий ждут конца света.
— Но он же не наступает.
— Вот и ладно, пусть будет так и дальше.
* * *
Сначала Боба интересовала только пища. Еды было много.
Сперва он съедал все, что перед ним ставили на стол. Он ел до тех пор, пока не наедался до отвала. Это было чудесное слово, значения которого он до сих пор просто не мог представить.
Он ел до тех пор, пока в животе уже не оставалось места. Он ел так часто и так много, что на горшок ходил не только ежедневно, но и по два раза в день. Он со смехом сказал сестре Карлотте:
— Я только и делаю, что ем и…
— Точно так же ведут себя и все лесные зверюшки, — ответила она Бобу. — А теперь тебе надо учиться отрабатывать свой хлеб.
Конечно, она уже занималась с ним, занималась ежедневно, чтением и арифметикой, стараясь «поднять его уровень», хотя никогда не говорила, что она подразумевает под этим. Она отвела ему время для рисования, а иногда бывали и такие уроки, когда Боб просто сидел и старался вспомнить малейшие детали своего прошлого. Особенно сестру Карлотту заинтересовало «место, где было чисто». Но у памяти были свои пределы. Боб тогда был слишком мал, а его словарный запас слишком ограничен. Казалось, покров тайны не приоткрыть. Боб помнил, как перебирался через ограждение своей кроватки и падал на пол. В то время он еще плохо ходил. Ползать было лучше, но ему нравилось ходить, как это делали взрослые.
Руками он хватался за всякие предметы и за стены и уже неплохо держался на двух ногах, а ползал лишь тогда, когда надо было пересечь открытое пространство.
— Вероятно, тебе тогда было восемь или девять месяцев, — сказала сестра Карлотта. — У большинства детей память глубже не простирается.
— Я помню, что все беспокоились. Потому-то я и вылез из кровати. Всем детям угрожала опасность.
— Всем детям?
— Таким же малышам, как и я. И взрослым людям тоже. Некоторые из взрослых входили к нам, смотрели на нас и начинали плакать.
— Почему?
— Беда была, вот и все. Я чувствовал, что приближается беда, знал, что с нами, с теми, кто лежит в кроватках, произойдет что-то очень плохое. Поэтому я выбрался из кровати. Но я не был первым. Не знаю, что случилось с остальными.
Я слышал, как кричат взрослые, как они огорчены, увидев пустые кроватки. Я спрятался. Меня не нашли. Может быть, они спасли остальных, может — нет. Все, что я увидел, когда вылез, — это пустые кроватки и темная комната, на двери которой висела светящаяся табличка с надписью «выход».
— Ты уже умел читать? — Голос сестры Карлотты звучав скептически.
