— А как же будет с едой? — спросил кто-то из малышей. — Они нас туда без тебя не пропустят.
— А вы держитесь за Недотепу, — ответил Ахилл. — Хельга у дверей пустит вас, как пускала и раньше.
— А что будет, если Улисс тебя поймает? — спросил другой мальчуган, старательно вытирая глаза кулачком — мужчинам плакать-то не полагалось.
— Тогда мне конец, — ответил Ахилл. — Он вряд ли удовлетворится тем, что отправит меня в больницу.
Малыш разразился ревом, к которому присоединился взрыв горя остальных ребят. Этот хоровой плач заставил Ахилла покачать головой и улыбнуться.
— Да не собираюсь я помирать. Пока я буду прятаться, вы будете в безопасности, а когда Улисс поостынет и привыкнет к новой системе, я вернусь.
Боб молчал. Он только слушал и размышлял. Боб не считал решение Ахилла правильным, но он предупредил Ахилла об опасности и на этом счел свои обязанности законченными. Уходя в подполье, Ахилл совершает ошибку, он только напрашивается на новые неприятности — его сочтут трусом и слабаком.
Итак, вечером Ахилл куда-то спрятался, но куда — не сказал никому, чтобы кто-нибудь случайно не выдал его тайну.
Боб было подумал, не проследить ли за ним, но потом решил, что от него будет больше пользы, если он останется с группой. Теперь их вожак — Недотепа, а вожак она явно посредственный. Другими словами — дура. Ей нужен Боб, даже если она сама пока этого не понимает.
Ночью Боб старался не спать, а почему — он и сам не знал. В конце концов он все же заснул и ему приснилась школа. Только это была не школа сестры Карлотты, где занятия велись на ступеньках в тупичках, а школа со столами и стульями. Но и во сне Боб никак не мог усидеть за столом. Вместо этого он парил в воздухе, а когда хотел, то мог и летать по всей комнате. Прямо под потолком. Мог и скрыться в расщелине в стене — в темном тайничке, по которому можно было подниматься все выше и выше и где почему-то становилось все теплее и теплее.
Проснулся Боб в темноте. По «гнезду» бежал сквознячок.
Хотелось пи́сать. И летать тоже хотелось. От того, что сон прервался, Боб готов был разреветься. Он не помнил, чтобы когда-нибудь видел во сне, будто летает. Ну почему он так мал и так слаб, почему у него такие неуклюжие ноги, которые с трудом переносят его с места на место? Когда он летал, то мог смотреть на всех сверху вниз и видеть макушки их дурацких голов. Мог на них написать или даже накакать подобно птичке.
И не боялся их, так как если они бы и пришли в бешенство, то он от них улетел бы и его бы ни за что не поймали.
Впрочем, если бы он умел летать, то наверняка на это же были способны и остальные ребята. Тут же выяснилось бы, что он самый маленький и медлительный, так что они все могут спокойно писать и какать на него.
Заснуть больше не удастся. Боб это знал. Он слишком напуган, причем не известно чем. Тогда он встал и вышел в проулок, чтобы помочиться.
В проулке уже была Недотепа. Она подняла глаза и заметила Боба.
— Я хочу побыть один, — сказала она.
— Не выйдет — ответил Боб.
— Не хами, малыш, — буркнула Недотепа.
— А я знаю, что ты садишься на корточки, когда писаешь, — ответил он. — Но я все равно подглядывать не буду.
Сверкая глазами, она ждала, когда он отвернется к стенке, чтобы помочиться.
— Я так понимаю, что если бы ты собирался рассказать об этом другим ребятам, то не стал бы так долго дожидаться.
— Да ведь все и так знают, что ты девчонка. Когда тебя нет, то папа Ахилл всегда говорит о тебе «она» или «ее».
— Он мне не папа!
— Я так и понял, — сказал Боб. Он все еще стоял лицом к стене.
— Теперь можешь повернуться. — Она уже стояла, застегивая штанишки.
— Я чего-то боюсь, Недотепа, — признался Боб.
— Чего?
— Сам не знаю.
— Не знаешь, чего боишься?
— Вот потому-то мне и страшно.
Она неожиданно рассмеялась. В ночной тишине ее смех прозвучал пугающе резко.
— Боб, это значит только одно: тебе четыре года. Малышам по ночам снятся всякие чудовища. А если не снятся, то малыши все равно пугаются.
— Только не я, — ответил Боб. — Если я боюсь, значит, случилось что-то очень плохое.
— Улисс готовится посчитаться с Ахиллом, вот и все, что случилось.
