Энактивизм: новая форма конструктивизма в эпистемологии - страница 114

И само пространство становится моим пространством. Это – чисто эндофизический взгляд. Это мой дом, в который встроена моя память и мое будущее; границы моей телесности простираются в дом, и дом, поскольку он создан мною, проникает в меня. Об этом писал Гастон Башляр в своей работе «Поэтика пространства»: «Я вхожу в пространство из него самого, оно не является больше для меня внешним».

Аналогично можно сказать, что я вхожу и в это время выхожу из него самого, потому что это время есть поток моего собственного восприятия и поток моего собственного мышления, который я могу анализировать и с точки зрения ускользающего настоящего, и с точки зрения моментов, которые одновременно и бесконечно пусты, и бесконечно полны (ибо касаются вечности). Именно поэтому Гёте прав, восклицая: «Мгновение. О, как прекрасно ты, повремени!». И не менее прав Уильям Блейк, показывая, что значит «держать бесконечность в ладони, и вечность вместить в один час». Я сливаюсь с длительностью, которая состоит из моментов, лишенных длительности, я попадаю в кадр восприятия, где ничто не происходит и поэтому происходит всё. И я окунаюсь в саму связь времени и пространства, в которой время обладает протяженностью, а пространство длится, и всё сливается в опыт моего сознания.

Сложная система, в том числе и такая, как человеческое сознание и тело, одновременно и отделена от мира, и связана с ним множественными прямыми и обратными связями. Она операционально замкнута. Ее граница подобна мембранной оболочке, которая является границей соединения/разделения, слияния с окружающей средой и отделением от нее. «Независимость и зависимость от окружающего мира не являются взаимоисключающими признаками системы, но при определенных условиях способны усиливать друг друга»[275], – отмечает Н. Луман. Мембрана позволяет системе быть открытой миру, брать из окружающей среды нужные вещества, энергию и информацию и быть обособленной от него, во всех своих трансформациях и превращениях поддерживать свою целостность, сохранять свою идентичность. Рост сложности систем в мире означает рост степени их избирательности.

Выражаясь образным языком, сложная система, возникнув и развиваясь, испытывает мир, тестирует, бросает ему вызов, но и мир оказывает влияние на нее, тестирует, что же «хочет» в него встроиться и возможно ли это. И сложная система, и окружающая среда обоюдно активны. Система должна быть достаточно гибкой, подвижной, чтобы процесс их взаимного тестирования не завершился ее распадом. Если этого не происходит, то в результате они оказываются взаимно структурно подогнанными, адаптированными друг к другу. Система активно приспосабливается к окружающей среде, которая, в свою очередь, также видоизменяется как бы «навстречу ей». Процесс налаживания их сосуществования, обустройства их совместной «жизни» в экологии и теории сложных систем называют процессом коэволюции, результатом этого процесса является структурное сопряжение сложной системы и среды (в живой природе – организма и среды его обитания), а внутренним механизмом – энактивизм, вдействование системы в среду. То, что и познающее существо в среде и сама среда его активности обретают новые качества, может рассматриваться как метасистема. Иными словами, это означает достижение эффекта их синергизма. Результат их взаимодействия не выводим из свойств их обособленного существования до образования целостной системы.

Если мы рассматриваем когнитивную активность телесно определенного сознания человека, можно говорить о структурном сопряжении субъекта и объекта познания, об их неразделимости. По словам У. Матураны, «мы, человеческие существа, не существуем в природе, природа возникает с нами и мы сами возникаем в ней, поскольку мы объясняем тот способ, каким мы существуем, поскольку мы действуем как наблюдатели».