Энактивизм: новая форма конструктивизма в эпистемологии - страница 116

Шрифт

Интервал

а проскриптивной. Основной тезис прескриптивной логики – «всё, что не разрешено, запрещено» оказывается слишком жестким, и он заменяется тезисом проскриптивной логики – «разрешено всё, что не запрещено». Всякий организм избирателен по отношению к окружающей его среде. Из всего великолепного разнообразия природного мира ему доступно только то, что соответствует его когнитивным и деятельностным способностям, которые определяюся морфологией его телесности и доступной ему сетью поведенческих актов. Живой организм является активной сложной системой, которая познает, действуя. Мир полон возможностей, а живой организм, образно выражаясь, имеет ключ только к определенным пространствам и временам этого мира. Остальные двери для него остаются закрытыми. Закрытыми не потому что он слаб и неактивен по отношению к миру, а потому что он такой, он именно таким образом «создан» природой.

Еще раз подчеркну важное обстоятельство, что активность исходит и от организма как когнитивного агента, и от окружающей его среды. Причем среда как среда именно данного когнитивного агента, его субъективный мир, и среда вообще, как весь внешний и объективный мир, далеко не тождественны.

Синергизм когнитивного агента и окружающей среды – один из базисных принципов в рамках энактивного подхода в когнитивной науке. Воззрения Варелы восходят в этом плане к идеям, развитым Мерло-Понти в его феноменологии телесности: «…Именно сам организм – в соответствии с собственной природой своих рецепторов, порогами восприятия своих нервных центров и движениями органов – отбирает те стимулы в физическом мире, к которым он будет чувствителен»[280].

10.3. Энактивность и эхо эмерджентности

Энактивный и телесно ориентированный подход предлагает срединный путь понимания взаимоотношений субъекта (когнитивного агента) и объекта (предмета или среды). С одной стороны, этот подход далек от субъективного идеализма, в котором только субъект активен, а внешний мир есть всего лишь проекция его активности, если вообще он и признается существующим независимо от наших восприятий и ментальных репрезентаций. А с другой стороны, далек он и от позиции, которую можно назвать объективизмом, где линии детерминирующего воздействия идут исключительно от среды к субъекту и где субъект сталкивается с жесткой, противостоящей ему как недвижимая стена средой, к которой ему остается лишь в одностороннем порядке приспосабливаться.

Если прибегнуть к образному сравнению, то среду агента можно сравнить с пальто, которое носит человек: оно прилажено к нему, скроено по его телу, отвечает его нуждам, пропитано его теплом и испарениями, растянулось под его формы. Пальто соприкасается с «еще более» внешним миром, но это уже проблема пальто, а не человека; вне посредства пальто он для человека как бы не существует. Еще лучше подошел бы для этого сравнения образ скафандра, обеспечивающего особый микромир для водолаза или космонавта.

Формированием собственной идентичности агент познания одновременно вырезает из окружающей реальности контур своей среды. «Отдельное когерентное Я… благодаря самому процессу конституирования себя… придает форму внешнему миру восприятия и действия»[281], – замечает Варела.

Энактивный и телесно ориентированный подход принимает тезис Мерло-Понти о том, что организм активно выбирает из окружающего мира те стимулы, на которые ему предстоит откликаться, т. е. создает под себя свою среду. Среда становится средой данного организма, подогнанной под его жизнь, а организм активно подстраивается к среде. Связь познающего субъекта и его среды он понимает таким образом, что субъект весь «разлит», распределен в окружающей среде. А если посмотреть с другой строны, то внешняя окружающая среда входит в него, природный мир живет внутри человека. «Вещи теперь уже инкрустированы в плоть моего тела, составляют часть его полного определения, и весь мир скроен из той же ткани, что и оно… Поскольку вещи и мое тело сплетены в единую ткань, необходимо, чтобы видение тела каким-то образом осуществлялось в вещах или же чтобы их внешняя, явная видимость дублировалась внутри него своего рода тайной видимостью: “Природа пребывает внутри нас”, – говорит Сезанн»