“Отец” ведь вполне мог подобрать страшно родовитого носителя с мощным, хорошо развитым уже Даром, знакомого с основами магии, как поп с “Отче наш”, — основами, которые без малого совершенно неизвестны моей малышке. Вот только родовитого пришлось бы не только учить. Его пришлось бы переучивать.
Нет уж, нет уж. Как заметил один не по годам мудрый Младший Патриарх, вырезать основу должен лично мастер. И уж я-то постараюсь, чтобы Ниллиму потом никто и ни за что “зацепить” не смог. Я ведь тоже кровно… гм… духовно в этом заинтересован.
Ниллима
Прежде всего, это было прекрасно.
Сосед не сотрясал небо и землю, не метал громы и молнии, не… в общем, не делал ничего такого уж масштабного. Однако вряд ли какое-нибудь принудительное сотрясение земли, ломающее онгры, как прутики, могло бы впечатлять намного сильнее.
Точность. Чёткость. Контроль.
Её собственный, наполовину пробуждённый Дар под управлением Соседа производил действия поразительной тонкости и такого искусства, которое Ниллима даже не могла оценить в полной мере. Свободно обмениваясь энергией с окружающим миром (в основном, как объяснил он, с духами деревьев, мелких живых существ, земли и воздуха), Сосед брал ровно столько Силы, сколько требовалось для очередного воздействия.
Не больше. Не меньше. Пребывая в самом сердце установленного им равновесия, он тщательно и неспешно сплетал одно заклятье за другим.
Ну, это по его меркам, должно быть, являлось скоростью ползущей улитки — ведь он нарочно задерживал почти каждое действие, чтобы бегло объяснить Ниллиме, что именно делает, зачем, почему именно так, а не иначе. Однако то, что для него выглядело нарочито медленным, поэтапным сплетением целительной сети, для неё представало стремительно перетекающим от формы к форме, от заклятию к заклятию каскадом порогов. Раны на теле мечезуба смыкались буквально на глазах: так, что легко можно было уловить разницу, прикрыв глаза на время двух или трёх нохх. Причём это, как пояснил Сосед, не видимость, не временные “заплатки”, а полноценное (и полное) исцеление нанесённых повреждений.
При попытках представить, с какой скоростью наставник мог бы колдовать без оглядки на ученицу, не на шутку кружилась голова.
“Задачу сильно облегчает то, — заключил он, когда плетение целительной сети подошло к концу, — что здесь мы имели дело с простыми ранами. Это не следы заклятого оружия, не ущерб, нанесённый боевой магией, не результат работы проклятия. Чистые механические повреждения, притом даже не успевшие всерьёз воспалиться. Если бы раны успели загнить…”
“Ты бы всё равно справился с ними”.
“Я — да. Но не ты. Биохимия — чрезвычайно сложная дисциплина, а без её знания настоящей регенерации на клеточном уровне не достичь”.
“Я не понимаю…”
От Соседа повеяло смущением.
“Извини. Опять увлёкся терминологией”.
“А что такое — “терминология”?”
“Особые слова, если говорить попросту. Краткие точные названия, заменяющие долгие объяснения при помощи слов обычных. Впрочем, есть и такие термины, которые вообще обычными словами не заменишь — разве что формулами, да и то с трудом… Свои отдельные термины для предметов и действий есть у разумных, занятых любым мало-мальски сложным делом. Но терминология, которой пользуются Идущие, обширнее и сложнее всего. Более того: термины, которые в ходу у алхимиков, не всегда понятны целителям, некрономам или представителям иных профессий — и наоборот. Надо объяснять, почему?”
Ниллима немного поразмыслила.
“Профессии в профессиях?” — предположила она.
“Хуже. Профессии в профессиях внутри профессий… как минимум — так”.
“А ты к какой профессии относишься? — спросила Ниллима. И тут же сама попыталась ответить. — Наверно, ты целитель?”
“Нет. Я… — лёгкий всплеск искристого смущения в смеси с иронией, — прости, но само название области, в которой я искуснее всего, является особым магическим термином”.
“А упростить — никак?”
“Если упростить, получится… ну, наверно, всё-таки магия слова”.
“Но ты не используешь слова, когда творишь действия Силы!”
“А что такое, по-твоему, слово?”
Это заставило Ниллиму задуматься по-настоящему. А Соседа, чуть позже — рассмеяться.
