— А почему ты не подошел сразу к полицейскому и не рассказал ему все? спросил третий.
Эмиль вдруг испугался. Он вспомнил сержанта Йешке из Нойштадта и свой сон. Неужели он теперь сам попался?
— Ну, ну, — подбодрил его комиссар.
Эмиль пожал плечами и сказал:
— Эх, пусть будет что будет! Я не подошел к полицейскому потому, что в Нойштадте я раскрасил памятник великому герцогу Карлу — сделал ему красный нос и черные усы. Можете меня арестовать, господин комиссар!
Но, судя по лицам присутствующих, никто из них не был возмущен, напротив, все дружно рассмеялись. А комиссар сказал:
— Ну что ты, Эмиль! Разве мы можем посадить в тюрьму нашего лучшего сыщика!
— Правда? Ой, как я рад! — с облегчением воскликнул Эмиль. А потом он подошел поближе к одному из репортеров и спросил его: — Разве вы меня не узнали?
— Нет, — ответил тот.
— Ведь это вы купили мне вчера в трамвае билет, когда кондуктор хотел меня высадить.
— Было дело! — воскликнул репортер. — Теперь я тебя вспомнил. Ты еще спрашивал мой адрес, чтобы вернуть мне мелочь за билет.
— Можно, я вам сейчас отдам? — спросил Эмиль и вынул из кармана десять пфеннигов.
— Да что ты, и не думай! — сказал репортер. — А ты ведь мне даже тогда представился.
— Конечно, — объяснил мальчик, — человек должен знать, с кем он говорит. Но вы, наверно, забыли: меня зовут Эмиль Тышбайн.
— А меня — Кестнер, — сказал репортер, и они пожали друг другу руки.
— Великолепно! — воскликнул комиссар. — Оказывается, вы старые знакомые.
— Послушай, Эмиль, — сказал господин Кестнер, — не пойдешь ли ты со мной в редакцию? А до этого мы где-нибудь съедим по пирожному со взбитыми сливками.
— Вы разрешите мне вас пригласить? — спросил Эмиль.
— Ну и парень!
Все снова рассмеялись, и вид у всех был очень довольный.
— Нет уж, платить буду я, — твердо сказал господин Кестнер.
— Что ж, спасибо, я с радостью приму ваше приглашение, но меня ждут в коридоре Профессор и Густав.
— Ну, мы их, само собой, тоже прихватим, — сказал господин Кестнер.
У других репортеров были еще вопросы. Эмиль охотно на все отвечал. Репортеры записывали.
— Вор этот — новичок? — спросил один из них.
— Не думаю, — ответил комиссар. — Может, нас еще ждет какой-нибудь сюрприз. Во всяком случае, позвоните мне, пожалуйста, через полчаса.
Потом все встали и распрощались. А Эмиль пошел вместе с господином Кестнером к следователю Лурье. Тот жевал теперь бутерброд с сыром.
— А вот и сам Цвербайн! — воскликнул он, увидев Эмиля.
— Тышбайн, — невозмутимо поправил Эмиль.
Потом господин Кестнер усадил Эмиля, Густава и Профессора в машину и повез их прежде всего в кондитерскую. Дорогой Густав вдруг как гуднет своим клаксоном. Ребята рассмеялись, увидев, что господин Кестнер испугался. В кондитерской они все очень веселились. Уплетали вишневый пирог со взбитыми сливками и болтали о чем попало: о военном совете, который они держали на площади Никельсбург, о том, как они гнались за такси, о ночи в гостинице, о Густаве в роли посыльного, о скандале в банке. И господин Кестнер сказал в конце разговора:
— Вы все трое действительно отличные ребята!
Они очень возгордились от этой похвалы и даже съели еще по кусочку вишневого пирога.
Потом Густав и Профессор побежали к остановке автобуса, а Эмиль, пообещав позвонить после обеда Вторнику, поехал вместе с господином Кестнером в редакцию.
Здание, где делают газету, оказалось огромным. Почти таким же, как Управление полиции на Александерплатц. А в коридорах был такой шум и сутолока, словно там проводили состязания по бегу с препятствиями.
Они вошли в комнату, в которой за столом работала красивая белокурая девушка. И господин Кестнер принялся ходить взад-вперед по комнате и диктовать этой девушке все то, что ему рассказал Эмиль, а она быстро-быстро стучала на машинке. Иногда он останавливался и спрашивал Эмиля:
— Все верно?
И диктовал дальше только после того, как Эмиль кивал головой.
Потом господин Кестнер снова позвонил комиссару полиции.
— Что вы говорите? — изумился он. — Просто невероятно!.. Ему пока не рассказывать?.. Ну да?.. И это тоже он?.. Я так рад!.. Огромное вам спасибо… Вот будет сенсация!..
