— Откуда такие сведения?
— Осич когда-то мне рассказывала. Она очень переживала за Туровского и любила всем поплакаться…
— Да, да.., слыхала — Валентина Терентьевна была в него влюблена, — пробормотала Светлова рассеянно, потому что думала уже о другом.
Информация, сообщенная Богулом, все ставила наконец на свои места. Вот что, оказывается! Вот кого не хватало в этом раскладе!
Не хватало физически сильного Кудинова с его, странным заведением под названием “Огонек” — в лесу, на отшибе.
Поодиночке они не тянули на Питона… А вот вдвоем, Елена и Кудинов…
Елена, возможно, привлекала из мотеля на этот “огонек” жертвы.
Амалия, конечно, могла оговорить Туровскую… Но как быть с часами, принадлежавшими Галине Кривошеевой? Откуда-то они у Туровской появились?
Ведь она, как сказала Амалия, с цепи сорвалась…
— Кстати, Богул, — Анна проникновенно взглянула на лейтенанта. — Что касается простого “спасибо”, которого от меня якобы не дождешься. Вы даже не думайте, что я недооцениваю вашу грандиозную роль, если уж на то пошло… Большое вам человеческое спасибо!
— На здоровье.
— И вот еще что. Вам что-нибудь известно о том молодом человеке, который увивался вокруг Елены и потом странным образом исчез?
— Проверить?
— Угу… Если можно…
— Можно. Продолжаю искупать.
* * *
Значит, Елена. А Кудинова она заставляла помогать. Покорного, слабовольного в силу своего запущенного алкоголизма и по-прежнему, очевидно, в нее влюбленного Кудинова. Что он там толковал? “А как Леша больше не нужен — проваливай, Кудинов, никакого огонька. — .. Жизнь — подлая штука. А все женщины одинаковы”.
В общем, ясно, что Алексея Борисовича она сделала своим помощником. Потому что на самостоятельного злодея он никак все-таки не тянул.
В общем, все, кажется, ясно… Ясно — и ужасно!
"Кого Алексей Кудинов боится, он никому никогда не признается”, — Аня снова припомнила бормотания Кудинова.
Но если это так, то это трагедия!
Анна вспомнила чудесного грустного и умного Туровского, его фантастическую влюбленность в жену.
Что с ним будет?!
Приедет Богул, выведет Елену под белые рученьки, закованные в наручники, и сопроводит в черный “воронок” — на потеху всему городу.
Но ведь есть же какие-то способы иначе решать такие проблемы? Что толку во всех этих арестах, если она, по-видимому, больна.
Ее бы можно было поместить в какую-нибудь частную клинику на Западе, где больной человек сидит годами в комнате с окнами в сад… Туровский сможет там ее навещать. Все лучше, чем весь ужас совковых судебных процедур.
Туровкий небеден. Он мог бы сам решить этот “вопрос”.
По-человечески выходило, что Светловой следует с Леонидом Алексеевичем поговорить.
Поговорить — и отправляться наконец домой восвояси.
Остальное ее больше не касается, Кудинов и все прочее. Все остальное — это работа Богула. Его “ареал”. Что, в конце концов, она нанялась им тут их криминальные авгиевы конюшни расчищать?!
И Светлова, между всем прочим, все-таки решила готовиться к отъезду домой.
То есть она хотела хоть немножко загореть — необходимо было обзавестись “алиби” для Пети. Как бы Светлова.., как бы возвращается с курорта! Отдохнула, так сказать. До изнеможения.
К ее удивлению, оказалось, что солярий кудиновского салона ежедневно был открыт для посещений!
Амалия так и не нашлась, но выяснилось, что салоном “Молодость” уже заправляет некая дама.
Эта дама объяснила Анне, что салон “практически” перешел к ней за долги: исчезнувшая Амалия сильно ей задолжала…
И теперь дама не скрывала, что, прибрав к рукам салон “Молодость”, пытается хоть как-то, открыв его для посещений, отработать, покрыть свои убытки'.
"Так что.., если желаете, загорайте!” — любезно пригласила она Светлову.
И Светлова приглашение приняла.
* * *
Загар вполне мог получиться недурным, ровным, только, увы, не золотистым. А несколько темноватым. К сожалению, у искусственного загара не бывает тех особенных сияния и свежести, которые кожа приобретает только на свежем морском ветерке. Поэтому “солярный” загар, даже очень искусный, всегда можно отличить от настоящего. А если человек устал, то искусственный загар странным образом только подчеркивает эту усталость.
