Но тогда что его интересует?
Маньяк? Безумец, которому просто хочется убивать? Но почему жертвы такие разные? Ничего общего, ни одного объединяющего штриха! Нет чтобы все исчезнувшие были девочками по имени Женя или мальчиками по имени Костя. Ничего похожего! Все совершенно разные. А так не бывает.
Деньги ему, стало быть, не нужны. Нужны сами жертвы. Но для чего?
Ну для чего, для чего…
Самое банальное: скажем, органы для трансплантации.
Но такое совершают опять же ради денег…
А деньги ему не нужны. Брошенный на дороге “Рейнджровер”, уж наверное, стоит не меньше запасных почек. Круг замкнулся.
Кстати, вот это бы их здорово объединяло, если бы речь шла о пропаже машин. Все до одной машины — дорогие.
Но машины, получается, тут ни при чем.
Что же все-таки объединяет владельцев этих автомобилей в меню Питона?
Ага!.. Меню!.. Батюшки, неужто каннибал? Не к ночи будь помянут!
И то сказать, его жертвы все такие разные, но зато все одинаково съедобные. И это их, конечно, сильно объединяет.
Фу!.. Светлова проверила задвижки на окне.
Додумаешься же до такого на ночь глядя!
Нет?
А что же тогда?
Проблема в том, что перечень пунктиков, на которых у человека может съехать крыша, поистине бесконечен. Он может быть каннибалом, он может быть садистом… Тут, увы, его возможности так же, как у питона, огромны.
"Почему я все время говорю “он”? — укорила себя Светлова. — Может быть, это она?
Может быть, конечно, и “она”. Не исключено.
Говорю “он”, потому что мысленно уже прозвала его для себя Питоном”.
* * *
— Горенштейн говорит, — объяснила Анна лейтенанту Богулу, — что ему нужно еще минимум три сеанса, чтобы добиться хоть какого-то положительного результата. Причем, между ними, этими сеансами, должны быть непременно некоторые временные интервалы.
— Так… Значит… Иного пути, как ждать и сидеть сложа руки, выходит, у нас просто нет?
— Но почему же…
"Вы, например, можете продолжать разыскивать упущенного вами Отарика”, — хотела съязвить Светлова, но удержалась от этого проявления вредности. Анна знала, что это “больное место” Богула — он и так нервничает по этому поводу и ищет Кикалишвили изо всех сил.
— Во всяком случае, мы вовсе не обязаны сидеть все это время сложа руки, — только и заметила Светлова.
— Интересная мысль… И что же?
— Вы обратили внимание, Богул, что вызов родственницы одного из тех, кто исчез в вашем “треугольнике”, дал нам очень много новой информации?
— Обратил.
— А не заняться ли нам, с мелким, так сказать, ситом в руках для просеивания, и другими потерпевшими? Представим всерьез, что все они — звенья одной цепи, а не так, как подходили к этим делам раньше, когда они были все разрознены. Представим. И вплотную займемся! Кто там у нас еще, кроме владельца отстающих часов, среди пропавших значится?
— Ну… Есть, например… Шматриков Вячеслав Егорович. Ехал из пункта А в пункт Б.
— Получается, что просто ехал мимо?
— Да.
— И исчез по дороге. Не сумев преодолеть вашего “бермудского” отрезка…
— Есть и женщина…
— Да? Интересно!
— Кривошеева Галина Александровна…
— И тоже ехала из пункта А в пункт Б?
— Да как сказать… В общем, ее муж именно это и утверждал.
— Но что-то вас тогда смутило?
— Да как-то странно он это утверждал. Неубедительно.
— Глаза отводил?
— Что-то вроде…
— Не верите ему?
— Чувствуется, что лжет. Вроде бы приличный человек.., из тех, что и врать-то не умеют. Ну и не получалось у него это — врать!
— Что же не надавили в свое время?
— Ну, как-то не имело прежде смысла. Мало ли куда женщина ехала. Создается ощущение, что цель их путешествия не имеет отношения к тому, что с ними случилось. Кстати, это еще один признак, который их объединяет.
— Что-то вроде кирпича на голову? Стихия?
— Да…
— А вот это напрасно! Напрасно вы, Богул, зациклились на этом объяснении. Может быть, именно это и уводит вас в сторону. Надо с ними, родственниками и близкими пропавших, еще поговорить. Может быть, как раз цель путешествия и имеет отношение к тому, что с ними случилось. Этой целью и стоит поинтересоваться.
— Ну что ж… Попробуйте… У меня лично нет особой охоты встречаться с родными потерпевших. Комплекс вины уже развился. Получается, помочь ничем не можем, а только тормошим понапрасну… Бередим больное место.
