Жрец сказал, что даров будет три. А пока проявил себя только один. Но я утешалась тем, что, может, одним все и ограничится.
— Клитемнестра, сестра! — еле слышно выдохнула я. — У тебя все в порядке?
— Конечно! Почему ты спрашиваешь? — удивилась она.
Значит, пока не сбылось. И надо молить Зевса, чтобы не сбылось. Но ее окружало плотное черное облако, я отчетливо видела.
Стояла зима. В море никто не рисковал выходить, корабли лежали на берегу, набитые камнями, чтобы их не унесло в море. Передвигаться можно было только по суше, но путешествовать по обледенелым скользким дорогам — невеликое удовольствие, и путешественников встречалось немного. Среди этих немногих оказались и мы с Менелаем: Агамемнон просил нас приехать в Микены. Зачем — мы не знали, письмо было туманным.
Земля оголилась, деревья стояли без листьев. Гермиона подергала меня за плащ.
— Мне холодно, — пожаловалась она.
Я сняла со своих плеч меховую накидку и закутала ее.
— Скоро приедем, — успокаивала я.
Она улыбнулась в ответ. Уже восемь лет, а для меня она все та же малышка.
— А зачем дядя Агамемнон зовет нас? — спросила она.
— Не знаю. Может, хочет сделать подарок.
— Я не хочу подарков от дяди Агамемнона. Он злой. А повидать Ифигению с Электрой хочу.
Надежды Агамемнона не оправдались, Клитемнестра снова родила девочку. Ее назвали Электрой — «янтарь», ибо глаза у нее были янтарного цвета. Ифигении было уже одиннадцать лет, но она по-прежнему с удовольствием играла с Гермионой, которая была младше. Я очень удивилась, когда узнала, что Агамемнон хочет выдать ее замуж. И за кого?
Показались каменные львы, охранявшие въезд в Микены. В лучах закатного зимнего солнца они отливали золотом. Меня охватывало чувство восхищения перед их красотой, но возникло непонятное чувство тревоги перед будущим. Я не любила Микены, хотя здесь были прекрасные виды на горы и на море. Дворец подавлял меня, подавляли высокие стены с крепостными валами, сложенные из огромных камней. В тяжелом и влажном воздухе я задыхалась.
Миновав львов, мы стали подниматься по крутой дороге к главному входу во дворец, который стоял на вершине горы.
Еще на дороге нас окружили многочисленные слуги, некоторые побежали вперед, чтобы предупредить Агамемнона. Он вышел навстречу нам. Он стоял на вершине горы, солнце светило ему в спину, очерчивая контуры могучей фигуры.
— Добро пожаловать! — воскликнул он и шагнул вперед, чтобы обнять Менелая. — Здравствуй, дорогой брат! Здравствуй!
— Здравствуй, брат! — вторил ему Менелай.
Плечом к плечу они стали подниматься по большой лестнице, которая вела к парадному входу.
Мы собрались в мегароне, расположенном в самом центре дворца. В камине горели кедровые поленья, щедро давая тепло, и уютный запах хвои струился в воздухе, отчего суровые лица гостей казались мягче.
Агамемнон до сих пор не открыл, по какой причине позвал нас. Но по рангу гостей — сплошь цари или правители соседних городов — я понимала, что причина была политической. Агамемнон нервничал, но пытался выглядеть веселым и непринужденным. Благодаря дару змей я почти слышала его мысли. Они были злыми и беспорядочными. Он улыбался все шире и шире.
Он все время следил, чтобы в золотых кубках не переводилось вино. Гостей было более тридцати, и кубки у всех были золотые, а вино — отборное, поэтому все должны были убедиться в его богатстве и процветании.
Среди гостей были Паламед из Наплии, Диомед из Аргоса, Полипорт из Тиринфа, Терсит из Коринфа и еще много других, кого я не знала, ибо они никогда не бывали у нас в Спарте. Агамемнон похлопывал их по плечу, посматривал сверху, откидывая голову назад, и порыкивал, как оживший лев, который сторожил город.
Менелай стоял в стороне и глядел растерянно. Он не любил шумных сборищ, обычно предпочитал тишину и уединение. Я держалась поближе к нему. Взяла его за руку, наши пальцы сплелись. Я испытывала острую потребность защитить его.
Женщины не присутствовали — обычно их не допускали на такие собрания. Для нас с Клитемнестрой было сделано исключение: для нее — как для хозяйки Микен, а для меня — как для ее сестры и еще потому, что Менелай неохотно со мной расставался.
