— Я хочу, чтобы узор нагрудной пластины напоминал стены Трои.
Мастера измеряли ему грудь, плечи, руки, восхищаясь его прекрасным сложением. Затем принялись обсуждать сорт бронзы и срок выполнения заказа. Они пожаловались, что олово, которое привезли с далекого севера, оказалось не очень чистым и не такого высокого качества, как обычно. Еще Парис хотел ножные латы и прочный бронзовый шлем с ремешком из мягкой кожи.
— А поверх доспехов наброшу шкуру пантеры — это мой отличительный знак, — объявил он.
Мастера низко поклонились и ушли.
— Не думаю, чтобы они быстро сделали, — переживал Парис. — Мне следовало раньше позаботиться.
— Еще не состоялось ни одного сражения, если не считать стычки при высадке греков, — напомнила я. — Уверена, доспехи будут скоро готовы. Молись богам, чтобы они тебе не понадобились. Мы развесим их на стенах в зале и будем показывать детям.
Парис вздохнул. Наши дети… Появятся ли они? По мере того как надежды таяли, мы все реже говорили на эту тему.
— Не исключено, что мне придется вступить в бой с Менелаем за тебя. Один на один. Я считаю, так и нужно сделать. Почему люди должны убивать друг друга из-за дела, которое касается только двух мужчин?
— Нет, умоляю тебя!
Я испугалась не того, что Парис пострадает в бою, этой мысли я даже не допускала, но того, что Менелай победит — и мне придется вернуться к нему. Я вынуждена буду подчиниться. Он увезет меня с собой, снова будет прикасаться ко мне, класть руки на плечи, гладить лицо. Он положит меня в свою постель — холодную, мертвую постель.
— Почему ты так мало веришь в меня? — спросил Парис с побелевшим лицом.
— Я верю. Но боги коварны и могут предать тебя.
Мы с Эвадной тихо сидели в дальней комнате. Ее спокойствие и мудрость успокаивали и меня. Другие служанки вечно смеялись и болтали, это часто раздражало меня. Как всегда, она принесла шкурку ежа и мешок непряденой шерсти. Сев на стул, она брала клок кудели и пропускала через иглы ежа, вытягивая ровные нити. Ее руки безостановочно двигались, коричневатая шерсть превращалась в длинные нити; на нас снизошли тишина и покой.
— Парис ушел, моя госпожа? — спросила Эвадна.
— Да. Пошел проверить запас стрел и заказать новые.
Я знала, что лучники как воины не пользуются уважением. Настоящий герой сражается лицом к лицу с врагом, вооруженный копьем и мечом. Тот, кто убивает врага издалека, — трус, побоявшийся сойтись с ним.
— Гектор говорит, что высшая доблесть — сражаться и умереть за свой народ. Мне кажется, куда большая доблесть — предоставить солдатам противника умереть за свой народ, — сказала я и подумала про себя: даже если это будет сделано с помощью стрел.
Эвадна рассмеялась и заметила:
— Было бы лучше, если бы ход войны определяли женщины. Тогда бы это делалось со здравым смыслом.
Она взяла очередной пучок темной свалянной шерсти.
— Парис говорит о поединке с Менелаем.
— Это разумно, — ответила Эвадна. — В конце концов, дело действительно касается только их двоих. Не нужно впутывать в него тысячи людей.
— Но я не смогу уехать с Менелаем! — крикнула я. — Даже если он победит, я сбегу от него.
Я вскочила и подала шкатулку с брошью Эвадне.
— Смотри, он посмел сделать мне подарок! Украшение. Неужели он думает, я буду носить его?
Я вынула брошь и зажала между пальцев.
— Не в этом дело! — ответила Эвадна и слегка дотронулась до броши. — Это не просто красивая безделушка. Где он приобрел ее? И почему подарил?
Я положила брошь обратно в шкатулку. Взглянув на кончики пальцев, я заметила, что они покраснели. Я вытерла руку о белую ткань, но ткань осталась чистой.
— Брошь плачет, — удивленно сказала Эвадна. — Как Менелай.
— Слезы не бывают красными. Это что-то другое.
Запасы оружия у Приама увеличивались. Оно хранилось в двух арсеналах. Один, предназначенный для крупных предметов — запасных частей для колесниц, щитов, необработанных деревянных заготовок для копий, нагрудных лат, — находился в Нижнем городе. Другой арсенал находился в Верхнем городе и предназначался для копий, мечей, кинжалов, колчанов и стрел. Вдоль крепостных стен лежали горы камней, заготовленных, чтобы метать в греков, если те пойдут на штурм.
