— Благодарю вас, вы последние дети, которых я родила Приаму. Сегодня здесь собрались все дети, которым я дала жизнь, от самого младшего до самого старшего. Боги благословили нас детьми, мы счастливы.
— А еще у нас много друзей, — сказал Приам. — Они прошли с нами рядом наш большой жизненный путь и сегодня тоже хотят поздравить тебя.
Он подозвал группу старейшин, стоявших наготове.
— Тимоэт!
В низком поклоне склонился старик, потерявший глаз в давней битве с мусийцами.
— Лампий!
Толстяк таких необъятных размеров, что от толщины морщины разгладились у него на лице, немного наклонил голову. Поклонись пониже, он просто опрокинулся бы.
— Клитий!
Когда он приветствовал царицу, обнажились розовые беззубые челюсти.
— Гикетаон!
Его лицо и фигура сохранили отпечаток красоты, которой он отличался в молодости. Но лицо расплылось, мускулы обвисли, волосы поредели. На этом обрюзгшем лице выделялись яркие глаза — они как бы недоумевали, что время сделало с их обладателем.
— А теперь давайте воздадим почести Зевсу, — сказал Приам.
Семейство смиренно последовало за ним в большой внутренний двор, где оно собиралось каждые несколько дней по приглашению Приама, чтобы совершать жертвоприношение перед крайне странным изображением Зевса, вырезанным из дерева. Приам считал эту статую своим личным покровителем и хранил ей незыблемую верность. У меня эта фигура Зевса, с тремя глазами и всклокоченными волосами, вызвала тревогу, но я знала, что бог каждого человека разговаривает с ним лично, и другим людям не дано понять, как это происходит.
Когда большая семья выстроилась вокруг алтаря, я не смогла удержаться от сравнения с моей прежней жизнью в Спарте. Даже когда моя семья собиралась в полном составе, нас было всего шестеро. У отца не было ни друзей, ни советников, которые сопровождали бы его многие годы. Наша жизнь в Спарте казалась бедной по сравнению со здешней. В ней было мало людей и мало роскоши, которую троянцы, похоже, считали необходимостью. Судя по тому, что я видела до сих пор, они не отказывали себе ни в чем. Ограничивать себя они, пожалуй, даже считали вредным для здоровья! Я пока не разобралась, завидовала я им или осуждала их.
— Мы заверяем тебя, Зевс, в своей верности и надеемся, что ты будешь защищать нас и впредь, как защищал всегда! — обратился Приам к статуе.
Упомянули незваных гостей, грозящих бедой, и Гектор воскликнул:
— Что бы ни случилось, я смогу сам защитить Трою, мне достаточно будет помощи братьев и мужей моих сестер!
Он огляделся вокруг:
— Что вы скажете на это, братья? Вы готовы пойти за мной, чтобы защитить стены родного города?
— Стены принадлежат Аполлону, — ответил Гелен. — Частично он сам их построил, он и защитит.
— Нет, мы, мы защитим их! — воскликнул Деифоб. — Все вместе, с помощью наших мечей. А ты, — Деифоб повернулся к Парису, — ты будешь разить врага из лука. Спрячешься в башне вместе с лучниками.
Парис воззрился на Деифоба. Признание мастерства во владении луком вызвало у Париса досаду, а не гордость: лучники по своему рангу находились внизу по сравнению с другими воинами.
— У меня такая же твердая рука, как у тебя, и я использую меч, когда считаю нужным. Просто кроме меча я, в отличие от тебя, владею еще и луком. Тебе следует немного потренироваться. Я могу тебе дать несколько уроков.
— Может, прикажешь мне еще и штаны надеть?
Все захохотали.
— Отчего бы и нет? — ответил Парис. — Убедишься сам, что они очень удобны.
— Да, если хочешь походить на восточного купца. Или на простого работягу.
— Я и был простым работягой. И приносил куда больше пользы, чем ты. Ты заявляешь, что ты воин, но, когда нет войны, кто может быть бесполезнее воина?
— Дети! — возвысила голос Гекуба. — Перестаньте спорить. Вы ведете себя как десятилетние мальчишки! Очень хорошо, что хоть один из моих сыновей жил среди простых людей. Ведь они и есть наши подданные, и мы должны лучше знать их.
— А что касается войны… или конфликта… — трясясь, заговорил старый Гикетаон. — Елена, позволь обратиться к тебе с вопросом. Как ты считаешь, эти люди уйдут подобру-поздорову, если мы им предложим выкуп? Я хочу сказать, заплатим? Ты знаешь их — что ты думаешь?